Ольга Краузе - Харьковская тетрадь. Стихи 2011–2018 гг.

Когда сугробы стекались в грязь
и в воздухе пахло весной
радистка Кэт не вышла на связь
в условленный день со мной.

И что тут думать, о чем гадать
на все углы помолясь
изменой пахнет ни дать, ни взять
Она не вышла на связь!

И кто разведчик, а кто шпион,
а кто был двойной агент…
В дурдоме нашем Наполеон
спалился, интеллигент.

Он списком единым всех сдавал,
за пряник и за компот.
Сигнал из Центра не поступал
и мы заткнуть ему рот,

не смели сами, мы ждали приказ,
сдувая с рации пыль.
Радистка Кэт не вышла на связь
пора разбирать костыль,

и строить бомбу из костыля,
но знать бы кого бомбить,
из-за какого угла стрелять,
иль ампулу грызть и пить.

Я матом крою стирая о платье
с резьбы солидол и мазь,
и все потому, что какая-то Катька
вчера не вышла на связь.

Волочился кнут
по сырой земле,
а я гну-погну
уже триста лет

беспросветную свою линию.
Паутиною или инеем
мир украсило, занавесило.
Отчего же всем так не весело?

А в чумной избе служит мессу поп
по покойникам – не воскресли чтоб.
Не воскресли чтоб, не мешали жить,
и по честному меж собой делить

зачумленное
их тряпье и кладь,
что никчемное,
что пропить-продать.

Что ты здесь забыл,
добрый молодец?
Чуял конь кобыл,
да на холодец

свежевали мы его милую,
убиенную в поле вилами.

Ты пришпорь коня,
ты гони отсель!
Не в церквях звонят —
то болот капель.

Здесь дурман-трава в поле стелется.
У ставка, в заброшенной мельнице,

я живу зеленой кикиморой,
претворяясь ночью красавицей.
Под луной, одетая в тину я,
как невеста. Кто не обманется?

Вот и ты попал,
не сумел уйти.
На свой смертный бал
мотылек летит.

Распряги коня,
позабудь жену,
обними меня
и пойдем ко дну.

Алела роза в бокале с бренди.
Ты не пила, ты молча пела
о том, как страстно ты хотела
обнять, любить душой и телом.

Я по глазам твоим читала…
В дыму кальяна не укрыться.
Твои мечты – шальные птицы.
Качает лодку у причала

вечерний бриз и твой каприз
готовы многие исполнить.
Ах, эти волны, эти волны
вздымают вверх, свергают вниз.

А роза тихо увядала
в твоих руках, в бокале с бренди.
О чем душа поет и бредит,
когда она на дне бокала?

Когда уже смертельна доза
и мир куда-то уплывает…
Нам хорошо, мы не узнаем,
как умирала в бренди роза.

Пепел падал в рюмку вина
и была я слишком пьяна,
чтобы ласку рук отвести.
Не надейся, что ты достиг

своей цели, я же змея —
извернусь и рюмки края
по рукам, и пальцы в крови,
а ты зря меня, не лови.

Не морочь меня, не морочь,
на двоих у нас только ночь.
Только ночь и та во хмелю,
что гадать: люблю, не люблю.

Если не поймать – что ловить?
Кол осиновый в сердце вбить,
чтобы я не смела летать,
если не жена и не мать.

Если я никак не твоя,
значит точно ведьма, змея.
Извела, украла покой
даже рядом, а не с тобой.

Курила, курила, курила до самого фильтра.
Я выйду сейчас, только слезы со щек своих вытру.

Я выйду с улыбкою, нет лучше так вот, со смехом,
с веселою глупою шуткою всем на потеху.

Вина закажу и напьюсь от такого веселья.
Гулять, так гулять! Это завтра наступит похмелье.

Но я уже буду в вагоне трястись вспоминая,
о том, о чем больше никто никогда не узнает.

Никто не узнает про слабость мою и досаду,
про слезы не скажет никто: «Так ей, дуре, и надо!»

Никто не узнает, что ты мне тогда говорила,
пока я курила, курила, курила, курила.