Ольга Краузе - Слобожанские пасторали. Повесть

© Ольга Краузе, 2019

ISBN 978-5-0050-2592-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Извелся Мурзик по дороге на дачу. Отсидеть в корзине, замотанной сеткой, не имея представления куда тебя везут до конечного пункта назначения и не свихнуться, не так-то просто. Последний раз его вот так довезли до ветеринара, где он лишился своего детородного права. Однако, на даче оказалось вполне вольготная жизнь. Все лето он ловил мышей и гонял местных котов, которые страстно беспокоились за свои гаремы. Ведь коты грамоте не обучены и справку о Мурзиковой стерильности им никто не предъявлял. А когда только-только пройдя через все бои с местными альфа самцами, Мурзик освоился и стал у аборигенов своим, хозяева засобирались обратно. Конечно, там, в городе будет коврик под батареей, и всегда полная миска хрустящих вкусняшек, но ради этого надо снова позволить себя поймать и запихнуть в корзину, а зачем? Зимуют же как-то все эти местные кошки и коты, а значит и Мурзик не пропадет. Так что, когда хозяева приготовили для Мурзика корзину – он исчез. И хоть ты обкискискайся, а на электричку опаздывать нельзя, она сегодня уже последняя, а завтра детям в школу и взрослым на работу надо успеть.

Так Мурзик из дачного котика превратился в сельского жителя. Он еще какое-то время, до заморозков, обитал на чердаке хозяйской дачи, а потом перебрался на край села, в коровник Захаровского подворья. Тамошняя телка Масяня быстро к нему привыкла. Мурзик ласковый – забрался на перегородку стойла, облизал шершавым язычком искусанные оводами и мухами коровьи веки, потерся об ее морду и стал своим.

Тамошние хозяева, обнаружив однажды кота в коровнике, прогонять его не стали. Кормить не кормили, но и гнать не гнали. Ничего, он за ночь в сене-соломе мышей наловит и весь день сытый отсыпается.

Стояла февральская оттепель, обманный запах весны спровоцировал на селе собачьи свадьбы, а в хлеву у слесаря-наладчика птицефабрики, Захара Колесника отелилась корова. Отелилась в срок, случилось это ночью. Супругам не до сна – ждали. Признаки ближайшего отела у Масяни стали очевидны – провис живот, опустился крестец, вымя налилось и появилось молозиво, произвольно капающее из сосков. Хотя, симентальская порода вынослива и неприхотлива, но Масяня первотелка и за нее было немножко боязно.

И вот наступил вечер, когда корова легла на бок, на подстеленный загодя чистый брезент. Захарова жена взбила и запихнула ей под голову «подушку» из пшеничной соломы, подогрела воду, промыла заднюю часть коровы теплой водой с мылом, подготовила растворы марганцовки и йода, острые и чистые ножницы и все стали ждать. Скоро начались схватки, отошли околоплодные воды и слизь, вылез плодный пузырь с теленком. Обошлись без ножниц – пузырь теленок прорвал сам. И пупочный канатик обрезать не пришлось, все происходило само собой. Когда Масяне поднесли новорожденного, она старательно его облизала, очищая свое чадо от остатков слизи.

Вот так и появился на свет бычок, которого по февральскому происхождению нарекли Лютым.

– Эх, Люсенька! Да какой же он Лютый? Ты только полюбуйся на этого милого мальчика! Цветочек, Лютик. Душка, ну просто душка да и только!

Захар, несмотря на рабоче-крестьянское происхождение, имел не по мужицки сентиментальную и нежную натуру, в противовес своей супруге, которая коня на скаку остановит и спуску не даст никому.

– Ладно, тешься своим Лютиком до Троицы. А там или зарезать или продать придется. Зарезать-то лучше. Нынче 50 гривен за кило живого веса дают, так что навару никакого, а так мяса на год хватит.

Лютик сосал Масяню и не особо-то прислушивался к людским голосам. Он еще не знал, кто в этом мире главный. Для него весь мир сосредоточился на мамином тепле и на ее сладком соске. А Людмила продолжала рассуждения:

– Даже если была бы тёлочка, я бы ее все равно не оставила. Молоко продается с трудом. Сестра твоя больше по вагонам утренней электрички с молоком не ходит, она свою корову зарезала и уже три месяца, как швеей-мотористкой на фабрику устроилась. В садоводстве летний магазин открыли и больше некуда столько сыра варить, а уж молока-то и летом дай Бог пять литров за день продавала. На молокозавод по три гривны за литр сдавать, себе в убыток. При таком раскладе Масяню пора под нож, а самим бы в Польшу на заработки. А мы осеменителя вызываем-тратимся, с ее отелом возимся. Что вздыхаешь? Я дело говорю. Дом ремонтировать не на что. На машине стыдно из гаража выезжать, не то, чтобы до города доехать. Ты под ней больше валяешься, чем на ней катаешься. С огорода и наших заработков на птицефабрике только и кормимся, а так чтобы денег на ремонт отложить, так только на заплатки там и тут наскребаем. Оглянись кругом – в селе по боле трехсот дворов будет и только пять придурков коров держат. И тех в одно стадо не собрать, пастуха не нанять, бо мы в разных концах живем. С середины апреля по октябрь, каждое утро, как последняя воровка на пастбище Масяню выгоняю. Хорошо еще, что брошенные участки в садоводствах есть, а кабы не было… Нет, со скотиной пора завязывать! Много ты со свиноматки нашей наварил, когда власть очередную боротьбу с африканской чумой затеяла? Шо, двадцать гривен за кило живого веса от государства и пропала наша Хрося за неделю до опороса! А ты уже бухгалтерию тогда развел: одномесячных поросят за пятьсот, двумесячных за шестьсот, а трехмесячных за семьсот гривен продавать. И накрылась вся твоя бухгалтерия медным тазом. Умные люди, как тока в телевизоре про соседнюю область эпидемию объявили, всех своих свиней закололи и коптильни раскочегарили, а ты ждал, вот и дождался. Так что нехай до Троицы откормятся и обоих забить. Солонины наготовим, что на рынок свезем, что для себя. Нечего дурью маяться, куры-кролики есть и хватит. Если жизнь долго не меняется к лучшему – смотри, как бы она не изменилась к худшему!

Лютик пока не знал, кто в этом мире главный – тянулся, сосал теплую мамку, стоя на дрожащих, еще не окрепших тонких ножках. Кот Мурзик забился в самый темный угол, наблюдая за происходящим и решая, как ему дальше быть. Впрочем, этот коровий детеныш вряд ли станет душить крыс и приносить добычу на хозяйский порог. Может он для чего-то хозяевам и понадобится, раз они за него так переживают, но уж Мурзику-то он явно не конкурент.

Захару крыть нечем, Люся во всем права. И дом ремонтировать надо и «жигуль-семерка» уже в таком состоянии, что только на запчасти распродать получится. Но вот скотина не камень, не бревно и не железяка, она живая в глаза тебе смотрит. Люся правду-матку режет, а сама, поди, тоже переживает, да виду не подает. Смысла в такой жизни нет. Детей Бог не дал, живут по-привычке, да и скотину держат по-привычке. Еще три года назад, как старой корове вышел срок, Люся затосковала и сама запросила телочку купить, а теперь вот. Понятное дело, надо ехать на заработки, а при хозяйстве на заработки не сорвешься.