Мари Панар - Путь к Богу. Пандемониум

Цепляют Харона на переправе чрез Ахерон за рубище.

Столпившись у пологих берегов реки забвения,

Напоминают паломников неприкаянное сборище,

Тщетно ищущее отпущения грехов и смирения,

Ведь не попадут души непогребенных в Чистилище!

Бессмысленны и бессильны к старцу воззвания.

Поглотит души адское пламенное пожарище.

Все эти стоны лишь пустозвонные толкования.

Не увидеть вовек мученикам трехглавое чудовище,

Не попасть им, не пробраться в Элизиум.

Вся процессия напоминает кровавое побоище!

Стоит обездвижено доктор, – узник мрачных дум,

Созерцая пандемией притворенные в жизнь откровения.

Затуманен трупным запахом его отчаянный разум…

Всадники Апокалипсиса скачут, кая людей без сомнения.

Кровавая жатва черного мора наполнила свои житницы,

Вызвав шквал повсеместных бунтов и народного волнения…

Урожай зерна погиб, остановив ветреные мельницы.

Голодомор опустошил животы чревоугодников и хлева…

Тлеют члены трупов, уложенных в бесконечные вереницы, —

Смерть пожинает гнилые плоды чумного посева!

Перо Церемонный стал в Валенсии пленником титула.

Арагонская уния устроила на короля гонения.

И «корона» вновь, как крыса, с тонущего корабля сгинула.

Подавлены были в Арагоне народные волнения.

Лишь чудом улизнул король от цепких лап предателей,

Преследуемый врагами с целью политического убиения.

Королевскими силами разбита коалиция «карателей».

Гражданский бунт был ожесточенно подавлен, —

Заткнуты были рты оппозиционных увещевателей.

Последними солдатами Арагон в руинах оставлен.

Сторонники коалиции копьями были заколоты,

Но источник вод был трупным ядом отравлен…

Последние союзники Арагонской унии казнены!

Королевская власть вновь воцарилась в Сарагосе!

Отрезанные головы на посмешище выставлены!

Валяются гниющие тела на полях словно пугала на покосе.

Печать отверженности еще пожирает людскую плоть, —

Мучительная смерть несет споры холеры на своей косе.

Вскрытый бубон как раскаленная игла под ноготь,

Лечение не поможет в условиях антисанитарии!

Нарывы и язвы изъедают человеческую «мякоть».

Падет Арагон от чумы, как Рим «пал» от малярии?

Аверс и реверс смотрят отныне в одну сторону!

Високосный год собрал жатву в Валенсии.

Не удалось захватить власть мятежному «барону»!

Всадник войны помчался на Юг с реконкистой,

Вернув поводья колесницы Арагона монаршескому трону.

Перо поставил королевскую армию на простой…

В столице заболочены все колодцы помоями.

Всадник мора покарает люд без воды чистой…

Мошкара копошится и сбивается в тучи роями.

Вши жадно вгрызаются в плешивые волосы.

Город в «пожаре», освещен кострищ огнями, —

Изуродованные тела сложены в тлеющие конусы

Будто жертвенные костры для подати ненасытным богам.

Колонны дыма преклоняются пред ветром, как колоссы.

«Свечи» из трупов тают подобно пылающим сена стогам.

На Востоке зиждется первый свет, сравнимый с надеждой.

Пылающие языки костров подобны дьявольским рогам.

Горящие углями глазницы испускают испепеляющий зной.

Из изъеденного чумой города сбежали последние крысы.

По долине Эбро разносится отдаленным эхом волчий вой.

Рассвет утопил усеянные костями поля в дожде из росы…

Опустевшие стены монастыря огласил истошный крик.

Молящий о помощи стон отразился многоголосым эхом.

Из-за угла коридора тенью проскользнул птичий лик,

Уловивший призыв о помощи чувствительным слухом,

Марширует по коридорам, жуя пахучий чеснок.

Признан он священнослужителями истинным волхвом.

Трость в его руке, как змея яд, скрывает острый клинок.

Чумные в припадке ни раз нападали на него со спины…

На лазаретной койке умирает невинный ребенок.

Истлевает отрок, как личинка в куколке, и нет его вины.

Покрытый черными язвами, томится в адской агонии,

В усталых глазах надежда и вера слезами отражены.

Малолетний араб – наследник кровей Мавритании,

Был укрыт в пристанище «противного» чужеродного Бога.

Христианский кров приютил нуждающегося в сострадании…

Когда всевластного Папу обуяла чумная тревога

За истлевающее заживо католическое монашество, —

Разложившихся монахов сжигали как «житные» стога!

От этих проклятых мест отвернулось всякое божество, —

Европа обернулась в карантинную зону, изрытую могилами.

Всадники Армагеддона оживляют библейское пророчество!

Благословение не вернуть ни жертвами, ни молитв силами.

Бог объявил Инквизицию в честь священнослужителей, —

«Чистые» души монахов покрыты бубонными нарывами!

В тот день Ватикан благословил на подвиги врачевателей,

Наделив их правами вершителей судеб, освятил Заветом.

Ни слова против не произнес никто из уничижителей!

Монастыри зареклись святым богословским обетом:

«Не укрывать больных страждущих «кресту» во вред,

Не отпевать праведников для воссоединения со светом!»…

«Отродье» провалилось в лихорадочный бред,

Символ птицы не спугнул навязчивую болезнь!

На простынях остался лишь кроваво-гнойный след.

Отпустила ангела из тисков боли молитвенная песнь,

Сделав еще один невинный дух заблудшим вовек!

Миротворная смерть лучше, чем истязающая казнь…

Потерял свою ценность в сущем кошмаре любой человек,

Темные времена опустились на королевский дворец.

Альхаферия не знает больше чистых устьев рек…

Ангелы Откровения неуемно трубят в горны времен конец!

Стрелка на циферблате старой часовни указала полдень.

Площадь Богородицы Пилар оголила потайные ходы,

Укрыв в закоулках безликую мрачную тень.

В стенах цитадели не осталось чистой воды!..

Соборный колокол пробил последний гулкий удар…

Ни одна повитуха не принимает больше роды, —

Обремененность чрева в смуту – проклятье, а не дар!

Испепеляющее солнце иссушило испанскую землю, —

Сюда теперь не сунет носа даже дикий варвар!

Сокрушение Унии дало надежду спасшемуся королю

На возрождение «феникса» – Арагона из пепла!

Из «древа жизни» лишь пламенем можно выжечь тлю…

На окраине в жертву община принесла козла, —

От голодомора он бы все равно не помог, —

Всяк вхож узрит череп на острие обрядного кола!

Хозяин захудалого двора не в шутку занемог, —

От кары всадников Ада не сбежать даже невинным!

От этих мест отвернулся и языческий, и христианский Бог!

Время тянется и ощущается невероятно длинным.

Небосвод вновь горизонтом стирает уходящий день.