Вячеслав Васильев - Северный ветер. Стихотворения

Я вернулся туда,
Где заря покрывается пеплом,
Где тоскует вода
По рыдающим тучам, по белым
Простыням декабря,
Где нетрудно сказаться простывшим
И смотреть, как горят
Одинокие звёзды над крышей.

В хмуро-пасмурный день
Отправляется грохот трамвая,
Словно чёрная тень,
Убежавшая ночью из рая.
Застывает земля
В неизменной гримасе удушья,
И минорное «ля»
Холодит покрасневшие уши.

Где-то ветреный вальс
Избегает замученных взглядов,
Где-то гаснут сейчас
Чьи-то лампы от нежности града,
Где-то криком весна
Озаряет младенческий кокон,
Где-то мне не до сна
В бесконечном мерцании окон.

То ли грусть тяжела,
То ли небо упало на плечи,
То ли юность прошла
Сквозь пустые, но длинные речи,
То ли солнце взошло,
Полумрак не рассеяв, не тронув,
То ли жить хорошо
В колыбели имперской короны.

Вот я вновь на бегу,
Не лишённый задумчивой маски,
Окликаю тоску
И Неву под мостом Володарским,
Окликаю свой крик,
Но врезаюсь в бетонную стену.
И лишь солнечный блик
Заползает в набухшую вену.

Здесь любовь по рублю.
Здесь, куда ни посмотришь – разлука.
Ветер равен нулю,
Ибо осень приходит без стука.
Замахнувшись на смерть,
Замечаешь лишь тень от испуга —
Просто ей умереть
Не такая большая наука.

Славься, вечная жизнь
В задымлённых и пыльных квартирах!
Только б чувства неслись
По останкам заблудшего мира,
Только б было, куда
Положить, докурив, сигарету,
Только б пела вода
Об ушедшем вглубь разума лете,

Только б знала Нева,
Как любил я холодные волны…
Смотрит в душу сова
И моргает под стук метронома.
Льётся утренний дождь,
Размывая надежды слезами,
И невольная дрожь
Говорит о стихах с небесами.

Дорогая страна
Долгих зим и короткого лета.
Не любовь ли она?
Нет – прогнившая насквозь карета.
Кони тянут её,
Проходя между счастьем и болью,
Между ночью и днём,
Под моей безответной любовью.

Где-то тлеет огонь,
И скрипит пара сломанных стульев,
Умолкает перрон
В дикой страсти своих поцелуев,
Где-то кажется, что
Эта осень милее прошедшей,
Где-то вера в ничто
Нынче рядом с умершей надеждой.

Только чайки кричат
Под металл колокольного звона,
Только ветру крепчать
Под раскаты далёкого грома.
Если где-то ещё
Пробивается свет через тучи,
Значит, всё хорошо.
Значит, будет когда-нибудь лучше.

Я ужинал в кафе у фонаря,
Хрустел капустой, глядя на дорогу.
Краснела в кресле рядом недотрога,
Тушёного вкушая глухаря.

Я маялся, не зная, как уйти —
Мне было скучно, серо и невкусно.
И не казалась кислою капуста,
Не будоражил кровь аперитив.

Трамваи всё утюжили пути,
И люд тонул в снежинках понемногу,
А недотрога мне читала Блока,
Но я всегда был мыслью впереди.

Я ужинал в кафе у фонаря
Уже один, поскольку негалантен.
Пугали своей жирностью салаты,
И утка в сое всхлипывала «кря…»

Я ужинал в кафе и не сводил
Очей с окна, вдыхающего полночь.
И апельсина вкрадчивая горечь
Вплывала в грудь того, кто разлюбил.

А снег валил, стараясь замести
Осколки луж, рассыпанные всюду.
Я не касался вилкою посуды,
Надеясь встать, качнуться и уйти.

Ну, встать – я встал, но более ничто.
Стекло окна меня не отпускало.
И колокольня пела меж висками,
И счёт, как ноша, сдавливал плечо.

Была зима, и пахло лишь тоской.
Хрусталь с домов свисал подобно бомбам.
И боль, как на дешёвых кинопробах,
Хватала всех костлявою рукой.

Мы пили воду, жалуясь на вкус
Её молекул, падающих в почки
Как в пропасть чередою грязных бус,
Свернувшихся в прозрачные комочки.
Она казалась ядом животам,
Урчащим от реальности, но чище
Питья не сыщешь в месте, где к китам
Приходит от смерть от выловленной пищи.

Мы ждали солнца, глядя в пустоту
Ночных небес, накрытых покрывалом
Из чёрной ткани, ставшей на ветру
Ещё темней, чем прежде. Мы считали,
Что стоит небу выплюнуть рассвет,
Польётся смерть из разума тягучей
Рекой тоски, но космос разодет,
А наше небо носит только тучи.

Мы жгли табак, рассчитывая на
Целебный дым, что смазывает душу
Людей, испивших боль свою до дна,
Почувствовав лишь привкус стылой лужи.
Бессонный век, как образ бытия,
Холодный дождь, как музыку победы,
Принять не трудно. Трудно не принять,
Как палочку во время эстафеты.

Кричала детвора, напуганная псами,
Скрываясь во дворах, где нет горящих ламп
В тех окнах, что глядят бездонными глазами
На треснувший асфальт и рваный белый бант

Упавшей на бетон девчушки с голубыми
Глазами, не под стать осенним небесам.
Мы ходим под луной с рождения седые,
Но ходим – шлю привет отважным праотцам.

Так крутится волчок, не обращаясь в пепел,
На залитом вином и праздничном столе.
На всю играет вальс, и, двигаясь нелепо,
Толпа несётся в пляс уже навеселе.

Невесте жмёт подол, жених не помнит дату.
Гостям уже плевать, кто холост, кто женат.
И высохший табак со вкусом стекловаты
Всё чаще тлеет и срывается в салат.

Зачем-то жмёшь на газ в измученном и ржавом,
Замызганном авто и едешь в никуда.
Оса вонзает в глаз отравленное жало,
И взгляд на жизнь течёт как тушь или вода —

И видишь, как дрожит земля от поцелуев
Стальных холодных бомб осеннего дождя;
Как гаснет взгляд того, кто знает, что, зимуя,
Погибнет от тоски, в март месяц не войдя;

Как каркает у ног фонарных канделябров
Взвод бешеных ворон, ниспосланных в наш мир
Из дьявольских хором; как веет от снарядов
Всемирною бедой; как полнится эфир

Невинной болтовнёй о крови и разврате;
Как люди на мостах с тоскою смотрят вниз,
Жалея, что живут мечтою о зарплате,
Жалея, что сошли с небес и родились;

Как крутится в грязи рублёвая монета;
Как старый конь хрипит, по площади идя;
Как, в общем-то, теперь плевать на эполеты,
Горящие огнём имперского шитья…

А где-то за окном на голом полустанке
Дрожит облезлый пёс, голодный до тепла.
Налейте в миску спирт и приучите к пьянке —
Садятся на стакан за добрые дела.