Вячеслав Евдокимов - Детство милое

Колоколов же перезвоны…
У них свои во всём законы,
Понятья чёткие и мненья,
С их губ слетает без стесненья

В глаза кому‒то правда‒матка,
Тому хоть это и не сладко
И перед всеми посрамленье,
И от ватаги отстраненье,

Боль нанося тем и не зная,
Что губит так атака злая.
И что при этом характерно,
Не знают, это что прескверно,

Наоборот, тому все рады,
И унижения тирады
Всё льют и льют, как из ушата,..
Вот бессердечные ребята!

И закрепляются так клички,
Аж до серьёзной сходу стычки!
И долго прозвище живуче,
Бедняжку этим тяжко муча…

Я это знал и всё боялся,
Такой язвительности брасса,
И избегал, как мог, напасти,
Оно даёт одно несчастье

И взгляд обиженного тучей…
Вот был со мной однажды случай,
Вон несуразный изначально,
Что мог окончиться печально.

Каникул зимних было время,
И всё мальчишеское племя
На горках время проводило,
И было весело всем, мило,

И всех сияли в счастье лица!
Да вот же надо вдруг случиться,
Во время этой что услады
Мне отнести гостинец надо

Преаккуратно в узелочке
Для дяди Петиной, вишь, дочки.
Мороз на улице трескучий…
И нет защиты, знамо, лучшей,

Как в шаль укутать потеплее,
Идти в ней будет и милее —
Так мне маманька заявила
И вмиг укутала премило,

Лица не видно, только глазки,
Иди теперь, мол, без опаски,
Не отморозишь, точно, нос‒то…
И так разумно да и просто.

Иду, иду себе дорожкой,
Гляжусь укутанной матрёшкой…
И оставался путь уж малый,
Как впереди визг, крик удалый!

То на мосту галдят ребята…
Ну, будет критики расплата,
Что я в платке иду девчачьем!
А путь чрез мост и не иначе.

Ой, осмеют меня, конечно,
Все дружно, громко, бессердечно…
И я, не быть в душе чтоб ране,
С дороги в снег свернул заране

И, скрытый реченьки кустами,
К ней ринул быстрыми шагами,
От спешки весь залившись потом…
Своим она и поворотом

Спасла от грязного позора.
Сижу и жду: уйдут, мол, скоро,
Вот тут чрез мост я и пройдуся
Походкой важною, что гуся, —

Таков мой вид был неуклюжим.
Ну, уходите, ну же, ну же…
Они ж, назло как, в играх пике,
В азарте‒сказке, в звонком крике!

Так ждать их можно бесконечно…
И я решаюсь вдруг беспечно —
Вот обману вас, знайте, братцы! —
По льду чрез речку перебраться,

Хоть был ещё он страшно тонок,
Держать кой‒что и нет силёнок.
И я ступил на лёд опасный…
Ах, как в своём решенье классный!

А лёд трещал и прогибался…
Но не сменял пути я галса,
А затаив дыханье, тихо
Ступал, проваливанья лиха

Чтоб избежать… А в нём вмиг крышка
Мне будет, точно… Стой, мальчишка!
Позор толкал же безрассудно:
«Иди вперёд!» ‒– шептал занудно…

Лёд, как слюда, прогнулся даже,
Но я уж был вовсю отважен!
Ползком закончил путь чрез речку.
Ах, как же радостно сердечку!

Заулыбался вмиг невольно
И, сам собою уж довольный,
Свой путь закончил я задами.
А мост звенел всё голосами!..

Так избежал я посрамленья.
С тех пор маманькины стремленья
Мне повязать платок встречали
Отпор ей в самом уж начале.

И в шапке я ходил преважно,
И ощущал себя вальяжно:
Мужик я гордый, не девчонка,
Среди ребят смеялся звонко!

И вот я прибыл к дяде Пете,
Вcё ж не попав в насмешек сети;
Родня меня чуть не признала;
В снегу налипшем был немало,

Вон пропахав по бездорожью
Весь от макушки и к подножью,
Как снеговик, вдруг оживевши,
О, может, оборотень, леший,

Чем напугал его я дочку.
Узнали лишь по голосочку.
Меня, одежду на печь дели:
Просушка будет пусть, мол, в деле,

А мне и было это кстати,
Чтоб через мост, чур, не шагати,
А вот уйдёт день, потемнея,
Тогда и буду я смелее:

Ребята с тьмою разбредутся,
Не буду вмиг смотреться куце.
Всё так по‒моему и было,
Шёл по дороге вспять я мило,

Весь вновь укутанный, как шарик,
В руке держал – Ура! – фонарик,
Мне дядей Петею вручённый,
Чтоб в тьме был путь не удручённый,

Он научил включать его‒то,
И мне то делать страсть охота,
Тем боле, что светить мог светом
Разнообразным он, при этом:

Зелёным, синим, белым, красным…
Мне так казалося прекрасным,
Волшебным дивное свеченье,
Что в дом придя, его включенье

Я продолжал и уж в постели,
Покуда глазки всё смотрели,
Включал, включал… Коль встал с рассветом,
Фонарь не радовал уж светом:

Он в сне моём был всё включённым…
И стал с того я удручённым:
А что скажу я дяде Пете,
Его фонарь что не при свете?

К нему и кончились хожденья,
Тревоги было наважденье…
Опять к маманьке был вопросик:
«А почему не кажет носик

К нам Славик, разве до порога,
К нам расстояния так много?».
Опять без страха был не вхожим
К ним милым внучиком пригожим.

Не прерывались посещенья
К деданьке только: угощенья
Перепадали там частенько,
Я уплетал их здоровенько!

И там же был со мною случай,
В душе осел что мрачной тучей.

Ворота были там из тёса,
Во двор не тыкали чтоб носа,
И был для всех запор не ложный:
Железный прут, весьма надёжный.

Вот как‒то вышел из избы я,
К нему шаги свои лихие
Пустил, с него слизать снежочек.
Лишь только начал, язычочек

Мой и примёрз к нему серьёзно…
Страх обуял меня прегрозно,
Что оторвётся рта частица,
И надо прочь бы удалиться,

Да не пускает железяка!
Ну положенье, скажем, бяка…
Так и стою, и слёзы льются,
Смотрюсь от паники весь куце.

Язык к железу всё‒то крепче
Вон примерзает, нет и речи,
Освободиться чтоб из плена,
И надо б крикнуть непременно,

Да рта никак я не разину,
Стоял, не двигаясь, картину
Собой являя, будто рыбки,
Что на крючке, усилья зыбки,

С него сорваться прочь которой,
Чтоб вглубь нырнуть вон с тягой скорой!
Так и стоял всё без движенья,
Тих, скорбен до изнеможенья

У железяки сей заклятой…
Да вышел дедушка с лопатой,
Чтоб двор очистить вон от снега.
Глядит, меня не ластит нега…

И понял всё, сказав: «Вот бес‒то!
Нашёл себе заботы место…».
Вошёл вновь в дом, пришёл с водою
Ко мне он тёплой, надо мною