Николай Тимофеев - Русь в поэмах: Сыновья Святослава. Князь Владимир ищет веру для Руси…

«Ребята, вы б месяц ещё подождали,
Пока по две гривны с людей соберу» —
Просил их Владимир, согласие дали,

На добрых харчах подождать по нутру.
Не в меру прожорливы гридни полка,
Охочи до баб, да пугать детвору.

И стал князь Владимир манить вожака,
Всех лучших людей к себе из варягов,
В ком светится разум и твёрда рука.

Без них с озорством-то не ступят и шагу.
Кому-то дал волость, кому-то дружину,
Кому-то деньжонок сулил за отвагу.

Неделя прошла и сманил половину,
Чей норов имеет поступкам значенье,
А в это же время и русских продвинул,

Из княжеств соседних собрал на ученья.
Доставила быстро на стругах река,
Тем более, с севера плыть по теченью,

Да в летнюю пору – скорей рысака.
И нет уже в силе варяг перевеса,
Довольно набралось у князя полка.

Взмолились варяги: «Хитрее ты беса,
Развёл дипломатию с нами на лжи,
Ишь как разыграл хитроумную пьесу,

Хотя бы уж в Грецию путь укажи.
Владимир, дай грамоту нам пропускную,
Не хочешь платить – при себе не держи»

Ответил Владимир: «Да вас не держу я,
В дорогу и грамоту, снеди вам дам.
Отправитесь утром, пока попируем,

Не будь важных дел, то поехал бы сам.
Вы други мои, а друзей одесную
Сажаю всегда и ценю по делам»

В Царьград же князь пишет депешу такую:
«К тебе, император, варяги идут.
Я благ Византии всем сердцем ревную,

Хочу, чтобы зла не творили, как тут.
По разным местам этот сброд расточи,
Беда, если скопом в столицу попрут.

Один ничего, а втроём палачи,
Затмят по корысти жида самого,
К порядку ты строгостью их приручи,

Назад же прошу не пускать никого»
Так князь приструнил недовольный народ,
Так другом он сделал врага своего.

Идёт девятьсот восьмидесятый год.
Давно ль из изгнания? – дни то летят,
Теперь Князь Великий, России оплот.

Конец сентября, на дворе листопад.

Идёт девятьсот восьмидесятый год.
Давно ль из изгнания? – дни-то летят,
Теперь Князь Великий, России оплот.

Конец сентября, на дворе листопад,
Самое время прикинуть итоги,
Ход жизни свернуть на приемлемый лад.

Стоят на холме обветшалые боги,
Не им ли Владимир обязан удачей?
«Дать жертву Перуну, да клняться в ноги.

В годах потемневший, обиженный, плачет,
Открытый всем ветрам, дождям и морозам,
Голодный, похожий на старую клячу.

И вправду текут вон по трещинам слёзы,
Глаза от забвенья и дум потускнели.
Такой-то пошлёт на противника грозы?

Да вы тут, ребята, совсем одурели,
Как можно России без истинной веры!
Богам пожалели вы дуба и ели,

А сами в хоромах и жрёте без меры,
Всё кляньчите бога добавить добра.
За что же он блага вам даст, изуверы,

Вы дали ему на усы серебра,
Подножье невинною кровью полили?
Так больше не будет, как было вчера»

Велит князь, чтоб лучшие древа рубили,
Веками растущие, на два обхвата,
До самого неба, прямые, без гнили.

Тащили на холм за дворцовые врата,
Поставили идолов главным богам.
Управились за день, ещё до заката,

Осталось придать очертанья стволам.
Берётся Владимир за уголь и нож,
Рисует по дереву контуры сам.

Обличьем Перун на Добрыню похож:
Огромные руки, могучие плечи
И всем остальным невозможно хорош,

К тому же и видно его издалече.
Вот диво-то будет для пришлого люда,
Нигде не укрыться от радостной встречи.

Потратили золота около пуда,
Зато не тускнеют Перуна усы,
Башка в серебре, а глазища, как блюда —

Рубины горят небывалой красы.
А взгляд-то уж грозен, как делать умели!
Особо в вечерние страшен часы,

А это есть главное в творческой цели:
Смятение, ужас рождает в умах,
Как будто бы сделал Зураб Церетели,

Сей божьей красы не опишешь в словах.
Поодаль Перуна Даждьбог и Стрибог,
Сверкает металл и на их головах.

Даждьбогово лико, как новый сапог,
Само воплощение солнца и света.
А чтобы он за зиму не изнемог,

Холстиной покрыт до грядущего лета.
Стрибог же есть сам повелитель ветров,
Защитой ему ничего не одето.

На том же холме покровитель скотов,
Но он человеческой крови не просит,
Волос – бог боянов, волхвов-колдунов,

Они-то животных ему и приносят,
В осеннее время, по первой пороше.
Волосу не дать, так болезни покосят.

Отдельно стоит горделиво Мокоша,
Ему только женщины жертвы творят.
Других он помельче, но тоже хороший

И так же желает кровавый обряд.
Мокоше несут по обычаю птицу
И что-то на ухо ему говорят

Замужние женщины, чаще девицы:
Мечтают, чтоб суженый принцем возник,
Иль тот, кто под боком, надумал жениться.

Замужние просят детей напрямик,
Не то приведут молодуху до хаты:
В опале у князя бездетный мужик,

На двух и на трёх для потомства женаты.
Бывает – пяток в терему разведёт,
Так это уж те, кто особо богаты.

В язычестве жил полигамно народ,
Князья зачастую гарем содержали,
Но был вне закона наложниц приплод.

Гарем для отрады, а брак освящали.
Уж так получалось: наложницы дети
По жребию жертвой богам попадали.

Служение идолам в полном расцвете,
Вот кровь сатане проливают в угоду,
Большую он силу имел на планете.

Душа устремляется ввысь, к небосводу,
У плоти есть свой, но земной интерес.
Господь предоставил народам свободу,

Они отвернулись – господствует бес,
Раздолье ему на обширной Руси.
Христос для России ещё не воскрес,

Князь идолам в жертву невинных губил.
В свои двадцать лет есть четыре жены,
Как сватал Рогнеду, женатым уж был,

С варяжкой слюбился во время войны.
Жену Ярополка взял третьей женою,
Богемку из чешской привёл стороны