Дарья Михеева - Листва. Журнал-студия «Вологда»

Из раздела «Поэзия» впечатляет самобытная М. Багирова. Я уже слышала, как она читает свою поэзию из армянского цикла. Правильно пишет Д. Трипутин в комментарии, что «на себя обращает внимание мощная энергетика стихотворений». Меня эта энергетика просто несёт, и я уже не обращаю внимания на рифмы, неточности. Хотя Василий Макаров призывает к этому – прислушаться нужно

Стихи Виктории Кушиной просто великолепные. И даже не потому, что она сливается с природой, так как кто только не врастал в матушку землю. Кушиной удаётся быть творцом этой красоты, своей особой, в ином мировоззрении, с другой памятью

Как всегда, удивляет Регина Соболева очень искренними сильными порывами и современными мотивами, мастерской метафоричной речью. Хорошие поэтические задатки наметились у Г. Фищука. Хочется читать снова и снова. А стихотворение П. Громова настолько вмещается в человеческое сознание, что строчки просто навязчиво обуревают. Образно, ярко, мелодично

Отдельно бы хотелось остановиться на рубрике «Новые книги». Очередной раз порадовалась за книгу критики В. Макарова «Вслед за автором». Действительно, нужная вещь. Попробуй расскажи ярко и эмоционально, без занудства о любимых писателях и произведениях… У Василия получилось. Наметился новый критик – читатель, писатель, поэт

Замечательно, что вышла электронная книга о Сопине. И Антон Чёрный выделил в своей статье самое главное: монологи автора, записанные Щекиной, помогут понять творчество поэта в будущем, так как появится всё больше ключей

Особенно рада, что вышла книга «Гуманитарные эксперименты». Безумно люблю читать всё, что пишет Сергей Фаустов. Поэтому для себя решила: книгу нужно найти! Татьяна Андреева, кандидат филологических наук, попыталась прочитать и разобраться. Больше скажу, С. Фаустов тоже кандидат, но вот не утратил особое зрение на литературу. А вот строки, где Андреева спорила, что как раз «высоколобому бомонду» дано понять, оценить и выпустить в люди новых авторов, затронули до глубины души. Хватит абортировать современную литературу! Не нравится – не публикуйте, но и всех причёсывать одним гребнем погодите. А дальше Т. Андреева уже противоречит себе, утверждая, что новые слова и понятия растиражируют и поймут. Кто? Опять Щекина. Впрочем, не бомонд же. В 21 веке намечается новый читатель, вдумчивый, ищущий новые формы и понятия. Он уже в детском возрасте отмечает, что Толстой пишет хорошо, но структура произведения неудачная. Решились бы вы на это в десять лет? Мыслей бы не было. Поэтому вологодская литература, богатая своими творческими именами, где даже за последние 20—30 лет появились Сопин, Жаравин, Щекина, Кузнецова, Сучкова, Маркова, Мелёхина, требует творить образно, ярко, по-новому. И в этом смысле у «Листвы» очень важная и нужная миссия— поддержать будущее вологодской литературы.

В славном городе Ярославле, а впрочем, и в городе Костроме, да и в других более-менее крупных городах, расположенных на более-менее крупных реках, присутствует такой совершенно замечательный вид транспорта как речной трамвайчик. Замечателен он тем, что на нем местные жители совершенно спокойно добираются до противоположного берега, не стоя в пробках на мосту через великую русскую реку по три часа душным летним полднем, в собственном автотранспорте или же в общественном. В основном местные жители едут на дачи, их баулы полны провизией, в их руках лопаты и саженцы, на головах их широкие шляпы, а на ногах резиновые сапоги. Они пользуются этим транспортом постоянно и не видят в нем никакой экзотики. Но есть и другая категория пассажиров трамвайчика – это праздно шатающиеся туристы и местная молодежь. Для них это чудо научной мысли замечательно в первую очередь ценой, потому что поездка стоит чуть дороже городского билета на автобус, и за эти смешные деньги они получают двухчасовую водную прогулку на свежем воздухе, вдоль живописных берегов. Они не обременены годами и вещами, они распивают на палубе пиво и лимонад, кормят чаек, фотографируются, веселятся и наслаждаются жизнью под неодобрительно-завистливыми взглядами дачников. Речной трамвайчик ходит зигзагом. Сначала на ту сторону, потом на эту, потом снова на ту, потом снова на эту, все больше удаляясь от речного вокзала, а потом, достигнув конечной точки, идет тем же зигзагом обратно. На станциях кое-где есть небольшой пирс, а где нет, там трамвайчик просто наползает брюхом на песок – брюхо у него плоское, он же речной – и выкидывает на берег трап. Люди сходят, заходят, а трамвайчик, включив «полный назад», стаскивает себя с песка и, развернувшись, устремляется дальше по течению. По пути встречаются рыбаки в лодках, простых и с мотором, в жару – водные мотоциклы и катера, и, конечно, очень много барж. Пустых, которые, зацепив впереди себя по две-три штуки, легко тащит маленький пузатый буксир, и полных, еле ползущих, почти не выступающих из воды, если смотреть с берега. Иногда попадается круизный теплоход. Совсем редко – какой-нибудь морской сухогруз, непонятно как здесь оказавшийся и явно отличающийся от речных своих собратьев формой и размерами, прежде всего высотой. Щепка в своей стихии, здесь, на реке, он словно попал в Лилипутию. Ближе к берегу на пустой барже стоит землечерпальная машина, она рычит и дымит, поднимая со дна свой тяжелый ковш с грунтом и высыпая все поднятое на соседнюю баржу, которую периодически меняет на пустую еще один буксир.

Но вот мы и прибыли на конечную станцию, дачники сошли, и трамвайчик побежал обратно, по тому же маршруту. Скоро путешествие закончится, оживление на палубе спадет, даже туристы очнутся от своей романтики и начнут планировать вечер; и вот все сойдут на берег, унося приятные воспоминания и сумбур в голове по поводу пропавших двух часов жизни. Это так странно, что хочется вернуться, но второй раз будет уже не то; может быть, завтра или через год. Хочется вернуться.

Источник вдохновения

Мы пришли с Лешей в библиотеку, по какой-то нашей учебной надобности, а там, смотрю, она сидит за столом одна и что-то такое то ли чертит, то ли считает. И сердце мое забилось сначала в горле, а потом и вовсе где-то в районе ушей. Но все-таки подошел и даже присел рядом.

– Привет, – говорю. – Давай хоть познакомимся что ли? Ты кто? – спокойно так говорю, хотя мне и хочется закричать, что я люблю ее так, что прямо сейчас же умру тут на месте. Но это пройдет.

– Юля.

– Привет, Юля. А я – Юра.

– Я знаю.

– Я тоже.

Молчим.

– Так ты Юля, – говорю, – и все?

– А что ты хотел? Где учусь, домашний адрес?

Глупышка, знаю я все уже давно, и домашний адрес в том числе, не зря специальность моя компьютерная. И уж тем более, где учишься, знаю, со мной же ты и учишься на факультете. Я все про тебя знаю, но не знаю ничего. Ты – загадка, Юля. Ты – мое любимое имя. Ты – мой наркотик, и я давно на игле твоей красоты. Не знаю, откуда ты взялась такая, не помню, как встретил тебя на самом первом курсе, в самую первую нашу сессию, когда мы вместе сдавали начерталку. Не видел, как ты смотрела на меня с интересом тогда, почти так же, как я смотрю на тебя сейчас, не отрываясь, а я тебе улыбался, просто так, почти так же, как ты мне улыбаешься сейчас. Не волновался, когда ты проходила мимо по коридору, не смотрел твое расписание, чтобы случайно оказаться рядом. А сейчас все знаю и все помню. Но сейчас – не тогда, тогда в голове еще была совсем другая, за эти три года я изменился и увидел тебя, а ты остыла, оценила свою красоту. – Нет, – говорю коротко, на большее не хватает дыхания. Я просто посижу рядом с тобой. Занимайся своими делами. А я буду просто смотреть и тихо умирать от такой красоты, на этой игле. Буду запоминать надолго, очень надолго твою хрупкость, твои слегка восточные черты: волосы с красным оттенком, тонкие гнутые брови и, как всегда, черные-черные глаза. Просто смотреть и запоминать, потому что я уже вижу: в них, в твоих глазах, меня нет. И я даже не стану ничего тебе говорить, просто буду смотреть. Как смотрю каждый раз, когда ты проходишь мимо и когда я, зная твое расписание, где-то рядом. Как смотрю иногда через тонкую щелку приоткрытой двери, когда ты меня не видишь и сама с усердием вглядываешься в каракули на доске, надеваешь очки, поправляешь волосы и (о, чудо) становишься еще краше, впрыскивая мне прямо в мозг новую дозу. – Ну, я пошла, – она собирает свои тетрадки, встает и уходит, – пока. – Пока, – я все еще на игле. Минут через двадцать пройдет эйфория и начнется ломка – до следующей предопределенной случайной встречи. И мозг начнет разрушаться, выдавая сумбуром, вперемешку сотни строчек стихов – глупых и не очень, детских и не очень, грустных и очень грустных.