Елена Крюкова - Океан

Кидая оземь рюмки слез!
Хрустальную жизнь бия!
Пускай на земле трескучий мороз —
Со скоморохом в шубу из кос
Живых – завернулась я!..

И мы дойдем к старухе Луне!
И она нам чаю сольет,
И патлы омочит в белом вине,
И к зеркалу сунет лицо в огне,
И рот беззубый утрет…

И там мы забудем земную боль,
Забудем красные сны;
И в лунной пыли, что – мелкая соль,
Будем плясать, нищета да голь,
На Обратной Стороне Луны…»

КОНЕЦ ПЛЯСКИ СКОМОРОШЬЕЙ,
ИСПОЛНЕННОЙ СИЛОЮ БОЖЬЕЙ.

ГОСПОДЕВИ ГОСУДАРЕВИ ГОРАЗДО ГРОЗНО
БАБЫ-ДЕВИ НЕ РЕВИ В РАСТРУБ СЛЕЗНО

Морозу – верь… древняна дверь…
И воя
Собак – катит пятак —
над головою…
И неба желтый, жирный кус.
Я серых туч боюсь убрус
На темечко надеть
И умереть.

И холод жжет, сжигает кость
и мясо…
Я возвернулась – поздний гость —
со пляса.
Плясали гадко.
Сосали сладко.
Из серых туч глядит дремучье Око
Спаса.

Тяну себя вперед, в мороз
Постыло.
Прищуры слез… завивы кос… —
Все – было.
Ты щучье, тучье, снеговое
Следи над голой головою…
Река вдали… и край земли…
Не обняли. Не помогли.
Нас двое:
Живое. Могила.

Мои облака… облатки…
Медного Солнца бадья…
Я с крыши шагну —

и пяткой —
Куда не ступала я.

Иду по тучам – царица-синица!..
А вы внизу, людишки, махонькие –

в колесе спицы…
А вы, людишки, врассыпную ползете, букашки,
На каракуле улиц завьетесь в барашки,
Со звоном, рюмашки, столкнетесь лбами… —
Губами… – следами… – слезами… – судьбами…
И руки я удилищами к вам опускаю —
И лескою – косы:
но ах!.. не поймаю —
Лишь облако сырое
в кулаке сжимаю,
Лишь влагой небесной
лицо отираю…

И по небу иду —
и не дойду до Рая.

По шершам, занозам бревен проведу рукой…
Вот вы, розвальни, какие – Царские Врата:
Там – солома, там – полома,
там – полны тоской
Очи голые, нагие, смольные уста.

И в березовые сани сяду, помолясь:
Вы, рыгающие дымом Адские возки!.. —
Расступись!.. – и полечу я в звезды, снег и грязь,
И солома будет точно золота куски!

И, пока лечу я в санках, обозрю прогал,
Где родилась, где крестилась, где метель и мрак,
Где прижался псом бездомным
да к босым ногам
В колпачонке с бубенцами – мой Иван-дурак…

И я век, платок суровый, да прошью насквозь:
Костяной, стальной иглою – так обожжена!.. —
Так вобьюсь в березов полоз,
да по шляпку гвоздь,
Дщерь воронья, мать сорочья, снегова жена!

Шибче, розвальни, неситесь!.. —
всех перекрещу:
И преступных, и доступных, и в крови по грудь,
Саблезубых и беззубых —
всех – до дна – прощу,
Ибо мал, печален, жалок наш по снегу путь.

Наши розвальни кривые, кучеры – кривей,
Наши воры – сапогами – в ребра лошадей,
Но как нищ весь путь наш, люди,
во снегах полей,
Но как больно отрываться, люди, от людей.

И машу, машу вослед я лапкою худой,
Лисьей лапой, птичьей цапой, лентою со лба:
Вы запомните мя, люди: в небе – над бедой —
Простовласая комета, горькая гульба.

…Весь век мой высечен. Изрезан до кости.
Передо мной мерцают сани,
Как шуба на снегу.
Народ, прости.
Гляди дегтярными глазами.

Кричала… пела… Нет моей вины,
Что вы в парче, мерлушке и финифти.
Брусчаткою расколотой страны
Вы под ногой меня не сохраните.

Был страшен век. Есть страшен приговор
Ему, распявшему колькраты
Детей и птиц, Дух, Слово и Простор,
В чьи длани вбиты мертвые солдаты.

Я в розвальнях, – а бревна иней скрыл…
Да сиречь: локти, голени и спины… —
Качусь; мохнатый снег – подобьем крыл;
На холоду железом синим стыну.

Прощай, мой век! Проехала твои
Расколы, копи, рудники, болота!
От ненависти Божьей – до любви
Звериной, до соленых ребер Лота!

До челюсти ослиной, коей мы
Врага в жестоких битвах побивали,
От воли неба – до камней тюрьмы,
Где нас пытали, где мы хлеб жевали…

Остались сани! Волка бешеней, народ
Ледово скалится, и пяткой клюкву давит,
И помидоры из бочонка в рот сует,
И на черницу в розвальнях плюет,
И в облаках орлицу славит!

А я?!.. – В собачью шубу запахнусь
Потуже; бирюзовый крест запрячу
В межгрудье; шею вытяну, как гусь,
Смотря обочь, шепча опричь, обаче.

И с напряженьем, будто бы суму
На спину взваливая неподъемно,
Я над толпой двуперстье воздыму —
Язык огня – над ночию огромной!

И высвечу! И краденые клады освещу!
И озарю позорные подземья и подвалы!
Перекрещу! Пересвищу! Прощу
Вязанки преступлений небывалых!

Весь дикий, весь великий волчий грех,
От первородства до могилы сущий, —
О, розвальни трясет… – прощаю всех,
Рожденных, и погибших, и живущих!

И на меня так пялятся глаза —
Так тычут пальцы – рты в раззявстве ширят —
И блеет бедной музыкой коза,
И запах гари, и медяшки-гири,

И кошкой – старикашка на снегу… —
Он по зиме – босой, и я – босая…
А кони мчат, и больше не могу,
И вон с земли – в зенит – метель косая!

И я лечу, откосно, круто – вверх…
Вы с норовом, кудлатые лошадки!..
Буран – острей ножей – в лицо, и смех,
И ягоды червонной выплес сладкий

Под языком!.. и вдаль – по облакам!.. —
И вширь – по праху, воздуху и пуху,
Белесым перьям, угольным мешкам —
До слепоты, до исступленья духа!

Я в небесах! Я, дура, в небесах!
А вы меня – на черном льду – топтали…
Я бирюза на снеговых цепях,
Я метка на лоскутном одеяле!

На знамени я вашем бахрома!
Запечена я в нищей сайке – гайкой!
И оттого я так сошла с ума,
Что я на ваши звезды лаю лайкой!

И выпрыгну из розвальней! И побегу
Я босиком – по облакам пушистым!
Я умереть могу! Я жить могу!
Я все могу! Я синий камень чистый!

Я крест ваш, яркий бирюзовый крест!
Я к вам из туч свисаю на тесемке —
Вам не схватить! Сухой и жадный жест.
Не перегрызть! Не оборвать постромки!

И платье все в заплатах, и шубняк
Когтями подран, и глаза-колодцы,
И – кто мне в пару?!.. кто из вас дурак?!.. —
Пускай за мной по облакам увьется!