Владимир Маяковский - Поэмы (1922-февраль 1923)

А я говорю

"Я",

и это "Я"

вот,

балагуря,

прыгая по словам легко,

с прошлых

многовековых высот,

520 озирает высоты грядущих веков.

Если мир

подо мной

муравейника менее,

то куда ж тут, товарищи, различать местоимения?!

Напомню факты. Раскрутив шею, я остановился на каких-то тысячных

метрах.

Подо мной земля -

капля из-под микроскопа:

загогулина и палочка, палочка и загогулина...

Европа лежит грудой раскопок,

гулом пушек обложенная огульно.

530 Понятно,

видишь только самые общие пятна.

Вот

она,

Россия,

моя любимая страна.

Красная,

только что из революции горнила.

Рабочей

чудовищной силой

540 ворочало ее и гранило.

Только еле

остатки нэпа ржавчиной чернели.

А это Польша,

из лоскуточков ссучена.

Тут тебе сразу вся палитра.

Склей такую!

Потратила пилсудчица

слюны одной тысячу литров.

Чувствуешь -

550 зацепить бы за лоскуточек вам,

и это

всё

разлезется по швам.

Германия -

кратера огнедышащий зной.

Камня,

пепла словесное сеянье.

Лава -

то застынет соглашательской желтизной,

560 то, красная,

дрожит революции землетрясением.

Дальше.

Мрак.

Франция.

Сплошной мильерановский фрак

Черный-черный.

Прямо синий.

Только сорочка блестит -

как блик на маслине.

570 Чем дальше - тем чернее.

Чем дальше - тем мрачнее.

Чем дальше - тем ночнее.

И на горизонте,

где Америка,

небо кроя,

сплошная чернотища выметалась икрою.

Иногда лишь

черноты горы

взрывались звездой света -

680 то из Индии,

то из Ангоры,

то из Венгерской республики Советов.

Когда же

сворачивался лучей веер,

день мерк -

какой расфеёривался фейерверк!

Куда ни нагнись ты -

огнисто.

Даже ночью, даже с неба узнаю РСФСР.

Мало-помалу,

690 еле-еле,

но вместе с тем неуклонно,

неодолимо вместе с тем

подо мной

развертываются

огней параллели -

это Россия железнодорожит темь.

А там вон

в линиях огни поредели,

в кучи сбились,

600 горят танг_о_во.

Это значит -

Париж открывает бордели

или еще какая из животоварных торговок.

Собрать бы молнии

да отсюда

в золотооконный

в этот самый

в Мулен

в Руж...

610 Да разве попрешь?

Исторические законы!

Я марксист,

разумеется, не попру ж!

Если б вы знали,

с какой болью

ограничиваюсь свидетельской ролью.

Потушить антенны глаз. Настроить на 400 000 верст антенны слуха!

Сначала

- молодое рвение -

радостно принимал малейшее веянье.

620 Ловлю перелеты букв-пуль.

Складываю.

Расшифровываю,

волнуясь и дрожа.

И вдруг:

"Ллойд-Джордж зовет в Ливерпуль.

На конференцию.

Паж_а_-паж_а_!!"

Следующая.

Благой мат.

630 Не радио,

а Третьяков в своем "Рыде":

"Чего не едете?

Эй, вы,

дипломат!

Послезавтра.

Обязательно!

В Мадриде!"

До чего мне этот старик осточертел!

Тысячное радио.

Несколько слов:

640 "Ллойд-Джордж.

Болезнь.

Надуло лоб.

Отставка.

Вызвал послов.

Конференция!"

Конотоп!

Черпнешь из другой воздушной волны

В_о_лны

другой чепухой полн_ы_.

650 "Берлину

Париж:

Гони монету!"

"Парижу

Берлин:

Монет нету!"

"Берлину.

У аппарата Фош.

Платите! -

а то зазвените".

660 "Парижу.

Что ж,

заплатим,

извините".

И это в конце каждого месяца.

От этого

даже Аполлон Бельведерский взбесится.

А так как

я

человек, а не мрамор,

670 то это

меня

извело прямо.

Я вам не в курзале под вечер летний,

чтоб слушать

эти

радиосплетни.

Завинчусь.

Не будет нового покамест -

затянусь облаками-с.

Очень оригинальное ощущение. Головой провинтил облака и тучи. Земли не

видно. Не видишь даже собственные плечи. Только небо. Только облака. Да в

облаках моя головища.

680 Мореет тучами.

Облаком з_а_стит.

И я

на этом самом

на м_о_ре

горой-головой плыву головастить -

второй какой-то брат черноморий.

Эскадры

верблюдокорабледраконьи.

Плывут.

690 Иззолочены солнечным Крезом.

И встретясь с фантазией ультра-Маркони,

об лоб разбиваемы облакорезом.

Громище.

Закатится

с тучи

по скату,

над ухом

грохотом расчересчурясь.

Втыкаю в уши облака вату,

700 стою в тишине, на молнии щурясь.

И дальше

летит

эта самая Лета;

не злобствуя дни текут и не больствуя,

а это

для человека

большое удовольствие.

Стою спокойный. Без единой думы. Тысячесилием воли сдерживаю антенны.

Не гудеть!

Лишь на извивах подсознательных,

проселков окольней,

710 полумысль о культуре проходящих поколений:

раньше

аэро

шуршали о г_о_лени,

а теперь

уже шуршат о колени.

Так

Дни

текли и текли в покое.

Дни дотекли.

720 И однажды

расперегрянуло такое,

что я

затрясся антенной каждой.

Колонны ног,

не колонны - стебли.

Так эти самые ноги колеблет.

В небо,

в эту облакову няньку,

сквозь земной

730 непрекращающийся зуд,

все законы природы вывернув наизнанку,

в небо

с земли разразили грозу.

Уши -

просто рушит.

Радиосмерч.

"Париж...

Согласно Версальскому

Пуанкаре да Ллойд..."

740 "Вена.

Долой!"

"Париж.

Фош.

Врешь, бош.

Берегись, унтер..."

"Berlin.

Runter!" {*}

{* "Берлин. Долой!" (нем.)}

"Вашингтон.

Закрыть Европе кредит.

750 Предлагаем должникам торопиться со взносом".

"Москва.

А ну!

Иди!

Супься носом".

За радио радио в воздухе пляшет.

Воздух

в сплошном

и грозобуквом ералаше.

Что это! Скорее! Скорее! Увидеть. Раскидываю тучи. Ладонь ко лбу. Глаза

укрепил над самой землей. Вчера еще закандаленная границами, лежала здесь

Россия одиноким красным оазисом. Пол-Европы горит сегодня. Прорывает огонь

границы географии России. А с запада на приветствия огненных рук огнеплещет

германский пожар. От красного тела России, от красного тела Германии

огненными руками отделились колонны пролетариата. И у Данцига -

пальцами армий,

760 пальцами танков,

пальцами Фоккеров

одна другой руку жала.

И под пальцами

было чуть-чуть м_о_кро

там,

где пилсудчина коридорами лежала. -

Влились. Сплошное огневище подо мной. Сжалось. Напряглось. Разорвалось

звездой.

Надрывающиеся вопли:

"Караул!

Стой!"

770 А это

разливается пятиконечной звездой

в пять частей оторопевшего света.

Вот

один звездозуб,

острый,

узкий,

врезывается в край земли французской.

Чернота старается.

Потушить бы,

780 поймать.

А у самих

в тылу

разгорается кайма.

Никогда эффектнее не видал ничего я!