Владимир Маяковский - 150 000 000

Других глотает морская ванна,

980 другими

акула кровавая кутит,

а эти

вошли,

ввалились в Ивана

и в нем разлеглись,

как матросы в каюте.

(А в Чикаго

ничто не сулило пока

для чикагцев страшный час.

990 Изогнувшись дугой,

оттопырив бока,

веселились,

танцами мчась.)

Замерли римляне.

Буря на Тибре.

А Тибр,

взъярясь,

папе римскому голову выбрил

и пошел к Ивану сквозь утреннюю ясь.

1000 (А в Чикаго,

усы в ликеры вваля,

выступ мяса облапив бабистый, -

Илл-ля-ля-!

Олл-ля-ля! -

процелованный,

взголённый,

разухабистый.)

Черная ночь.

Без звездных фонарей,

1010 К Вильсону,

скользя по водным массам,

коронованный поэтами

крадется Рейн,

слегка посвечивая голубым лампасом.

(А Чикаго

спит,

обтанцован,

опит,

рыхотелье подушками выхоля.

1020 Синь уснула.

Сопит.

Море храпом храпит.

День встает.

Не расплатой на них ли?)

Идет Иван,

сиянием брезжит.

Шагает Иван,

прибоями брызжет.

Бежит живое.

1030 Бежит, побережит.

Вулканом мир хорохорится рыже.

Этого вулкана нет на

составленной старыми географами карте.

Вселенная вся,

а не жалкая Этна,

народов лавой брызжущий кратер -

Ревя несется

странами стертыми

живое и мертвое

1040 от ливня лав.

Одни к Ивану бегут

с простертыми

руками,

другие - к Вильсону стремглав.

Из мелких фактов будничной тины

выявился факт один:

вдруг

уничтожились все середины -

нет на земле никаких середин.

1050 Ни цветов,

ни оттенков,

ничего нет -

кроме

цвета, красящего в белый цвет,

и красного,

кровавящего цветом крови.

Багровое все становилось багровей.

Белое все белей и белее.

Иван

1060 через царства

шагает по крови,

над миром справляя огней юбилеи.

Выходит, что крепости строили даром.

Заткнитесь, болтливые пушки!

Баста!

Над неприступным прошел Гибралтаром.

И мир

океаном Ивану распластан.

(А в Чикаго

1070 на пляже

выводок шлюх

беснованием моря встревожен.

Погоняет время за слухом слух,

отпустив небылицам вожжи.)

Какой адмирал

в просторе намытом

так пути океанские выучит?!

Идет,

начиненный людей динамитом.

1080 Идет,

всемирной злобою взрывчат.

В четыре стороны расплылось

тихоокеанское лоно.

Иван

без карт,

без компасной стрелки

шел

и видел цель неуклонно,

как будто

1090 не с моря смотрел,

а с тарелки.

(А в Чикаго

до Вильсона

докатился вал,

брошенный Ивановой ходьбою.

Он боксеров,

стрелков,

фехтовальщиков сзывал,

чтобы силу наяривать к бою.)

1100 Вот т_а_к открыватели,

так Колумбы

сияли,

когда

Ивану

до носа -

как будто

с тысячезапахой клумбы -

земли приближавшейся запах донесся.

(А в Чикаго

1110 боксеров

распирает труд.

Положили Вильсона наземь

и...

ну тереть!

Натирают,

трут,

растирают силовыми мазями.)

Сверльнуло глаз_а_ маяка одноглазье -

и вот

1120 в мозги,

в глаза,

в рот,

из всех океанских щелей вылазя,

Америка так и прет и прет.

Взбиралась с разбега верфь на верфь.

На виадук взлетал виадук.

Дымище такой,

что, в черта уверовав,

идешь, убежденный,

1130 что ты в аду.

(Где Вильсона дряблость?

Сдули!

Смолодел на сорок годов.

Животами мышцы вздулись.

Ощупали.

Есть.

Готов.)

Доходит,

пеной волну опеня,

1140 гигантам домам за крыши замча,

на берег выходит Иван

в Америке,

сухенький,

даже ног не замоча.

(Положили Вильсону последний заклеп

на его механический доспех,

шлем ему бронированный возвели на лоб,

и к Ивану он гонит спех.)

Чикагцы

1150 себя

не любят

в тесных улицах пл_о_щить.

И без того

в Чикаго

площади самые лучшие.

Но даже

для чикагцев непомерная

площадь

была приготовлена для этого случая.

1160 Люди,

место схватки орамив,

пускай непомерное! -

сузили в узел.

С одной стороны -

с горностаем,

с бобрами,

с другой -

синевели в замасленной блузе.

Лошади

1170 в кашу впутались

в ту же.

К бобрам -

арабский скакун,

к блузам -

тяжелые туши битюжьи.

Вздымают ржанье,

грозят рысаку.

Машины стекались, скользя на маз_и_.

На классы разбился

1180 и вывоз

и ввоз.

К бобрам

изящный ушел лимузин,

к блузам

стал

стосильный грузовоз.

Ни песне,

ни краске не будет отсрочки,

бой вас решит - судия строгий.

1190 К бобрам -

декадентов всемирных строчки.

К блузам -

футуристов железные строки.

Никто,

никто не избегнет возмездья -

звезде,

и той

не уйти.

К бобрам становитесь,

1200 генералы созвездья,

к блузам -

миллионы Млечного пути.

Наружу выпустив скованные лавины,

земной шар самый

на две раскололся полушарий половины

и, застыв,

на солнце

повис весами.

Всеми сущими пушками

1210 над

площадью объявлен был

"чемпионат

всемирной классовой борьбы!"

В ширь

ворота Вильсону -

верста,

и т_о_ он

боком стал

и еле лез ими.

1220 Сапожищами

подгибает бетон.

Чугунами гремит,

жел_е_зами.

Во Ивана входящего вперился он -

осмотреть врага,

да нечего

смотреть -

ничего,

хорошо сложён,

1230 цветом тела в рубаху просвечивал.

У того -

револьв_е_ры

в четыре курка,

сабля

в семьдесят лезвий гнута,

а у этого -

рука

и еще рука,

да и та

1240 за пояс ткнута.

Смерил глазом.

Смешок по усам его.

Взвил плечом шитье эполетово:

"Чтобы я -

о господи! -

этого с_а_мого?

Чтобы я

не смог

вот этого?!"

1250 И казалось -

растет могильный холм

посреди ветров обвываний.

Ляжет в гроб,

и отныне

никто,

никогда,

ничего

не услышит

о нашем Иване.

1260 Сабля взвизгнула.

От плеча

и вниз

на четыре версты прорез.

Встал Вильсон и ждет -

кровь должна б,

а из

раны

вдруг

человек полез.

1270 И пошло ж идти!

Люди,

дома,

броненосцы,

лошади

в прорез пролезают узкий.

С пением лезут.

В музыке.

О горе!

Прислали из северной Трои

1280 начиненного бунтом человека-коня!

Метались чикагцы,

о советском строе

весть по оторопевшим рядам гоня.

Товарищи газетчики,

не допытывайтесь точно,

где была эта битва

и была ль когда.

В этой главе

в пятиминутье всредоточены

бывших и не бывших битв года.

Не Ленину стих умиленный.

В бою

славлю миллионы,

вижу миллионы,

миллионы пою.

Внимайте же, историки и витии,

битв не бывших видевшему перипетии!

"Вставай, проклятьем заклейменный" -

радостная выстрелила весть.

1300 В ответ