Константин Бальмонт - В безбрежности

ДВА СОНЕТА

О, если б кто-нибудь любил меня, как ты,

В те дни далекие предчувствий и печали,

Когда я полон был дыханьем красоты,

И гимны ангелов заоблачных звучали.

На думы тайные мне тучки отвечали,

Луна сочувственно глядела с высоты,

Но струны лучшие в душе моей молчали,

И призрак женщины смутил мои мечты.

И призрак женщины склонялся надо мною.

Я жаждал счастия. Но призрак изменял.

И много дней прошло. Ты встретилась со мною.

Я полюбил тебя. Но точно бурный вал,

Предвестник гибели, какой-то голос грозно

Гремит насмешкою и вторит: «Поздно! Поздно!»

С неверным спутником — непрочным челноком —

Пристал я к берегу и ждал успокоенья.

Увы, я опоздал, застигнут был врагом:

Гремучий вал скользил, дрожал от нетерпенья.

Прилива жадного кипучее волненье

Окутало меня. За легким ветерком

Нахлынула гроза, и силою теченья

Я схвачен, унесен, лежу на дне морском.

Я в Море утонул. Теперь моя стихия —

Холодная вода, безмолвие, и мгла.

Вокруг меня кишат чудовища морские.

Постелью служит мне подводная скала,

Подводные цветы цветут без аромата.

И к звездам нет пути, и к Солнцу нет возврата.

Слушай! Уж колокол плачет вдали.

Я умираю.

Что мне осталось? Прижаться лицом к Аргули!

Точно свеча, я горю и сгораю.

Милый мой друг,

Если бездушная полночь свой сумрак раскинет

вокруг,

Голосу друга умершего чутко внемли,

Сердцем задумчиво-нежным

Будешь ты вечно моею, о, птичка моя, Аргули!

Будь далека от земли, и крылом белоснежным

Вечно скользи

В чистых пределах небесной стези.

Мыслям отдайся безбрежным,

Плачь и мечтай,

Прочь от враждебной земли улетай.

Лучше бродить по вершинам холодным и снежным,

Взор навсегда обратит к Красоте,

Лучше страдать, но страдать на такой высоте,

Духом мятежным

Так унестись, чтоб земля чуть виднелась вдали.

О, моя птичка! Моя Аргули!

Когда в глухой тиши старинного музея,

Исполненный на миг несбыточной мечты,

Смотрю на вечные созданья красоты,

Мне кажется живой немая галерея.

И пред Мадоннами душой благоговея,

Я вижу много в них священной простоты,

И в книге прошлого заветные листы

Читаю я один, волнуясь и бледнея.

Так точно близ тебя душою я постиг,

Что можно пережить века в единый миг,

Любить и тосковать, о том сказать не смея,

И выразить всех чувств волшебных не умея, -

Я вечной Красоты в тебе познал родник,

Мечта художника, безмолвная камея.

Слова смолкали на устах,

Мелькал смычок, рыдала скрипка,

И возникала в двух сердцах

Безумно-светлая ошибка.

И взоры жадные слились

В мечте, которой нет названья,

И нитью зыбкою сплелись,

Томясь, и не страшась признанья.

Среди толпы, среди огней

Любовь росла и возрастала,

И скрипка, точно слившись с ней,

Дрожала, пела, и рыдала.

Мадонна, солнце между звезд, мадонн прекрасных

украшенье,

Ты в сладость обращаешь скорбь, даешь и смерть

и возрожденье.

Как саламандра, я горю в огне любви, но не сгораю,

Как лебедь, песню я пою, и после песни умираю.

Мадонна, цвет среди цветов, среди красавиц

украшенье,

Тебе — мой вздох, тебе—мой стих, нежней, чем

утра дуновенье,

Как феникс, я хочу сгореть, чтобы восстать

преображенным,

И для мадонны умереть, и для мадонны жить

влюбленным.

Слова любви всегда бессвязны,

Они дрожат, они алмазны,

Как в час предутренний — звезда,

Они журчат, как ключ в пустыне,

С начала мира и доныне,

И будут первыми всегда.

Всегда дробясь, повсюду цельны,

Как свет, как воздух, беспредельны,

Легки, как всплески в тростниках,

Как взмахи птицы опьяненной,

С другою птицею сплетенной

В летучем беге, в облаках.

Смешались дни и ночи,

Едва гляжу на свет,

Видений ищут очи,

Родных видений нет.

Все то, чему смеялась

Влюбленная душа,

К безвестному умчалось,

И плача, и спеша.

Поблекли маргаритки,

Склонив головки вниз,

И липкие улитки

На листьях собрались.

И если предо мною,

Над лоном сонных вод,

Бессмертною Луною

Блистает небосвод,—

Мне кажется, что это

Луна погибших дней,

И в ней не столько света,

Как скорби и теней.

И если ветер злится,

И если дождь идет,

Моя душа томится

И странно счастья ждет.

И плачут, плачут очи,

И Солнца больше нет,

Смешались дни и ночи,

Слились и тьма, и свет.

Я полюбил тебя, лишь увидал впервые

Я помню, шел кругом ничтожный разговор,

Молчала только ты, и речи огневые,

Безмолвные слова мне посылал твой взор.

За днями гасли дни Уж год прошел с тех пор.

И снова шлет Весна лучи свои живые,

Цветы одели вновь причудливый убор

А я? Я все люблю, как прежде, как впервые.

И ты по-прежнему безмолвна и грустна,

Лишь взор твой искрится и говорит порою.

Не так ли иногда владычица-Луна

Свой лучезарный лик скрывает за горою,—

Но и за гранью скал, склонив свое чело,

Из тесной темноты она горит светло.

Отчего нас всегда опьяняет Луна?

Оттого, что она холодна и бледна.

Слишком много сиянья нам Солнце дает,

И никто ему песни такой не споет,

Что к Луне, при Луне, между темных ветвей,

Ароматною ночью поет соловей

Отчего между женщин нам дороги те,

Что бесстрастны в победной своей красоте?

Оттого, что в волшебной холодности их

Больше скрытых восторгов и ласк огневых,

Чем в сиянии щедрой покорной мечты,

Чем в объятьях доступной для нас красоты.

Печальные глаза, изогнутые брови,

Какая властная в вас дышит красота!

Усмешкой горькою искажены уста.

Зачем? Так глубоко волнуешь ты и манишь,—

И страшной близости со мной достигнув,— вдруг

Ты изменяешься И вновь темно вокруг.

Ты вновь чужая мне Зачем?

Я умираю.

Что значит этот смех? Что значит этот взгляд?

Глядят так ангелы? Так духи тьмы глядят?

Черноглазая лань, ты глядишь на меня,

И во взоре твоем больше тьмы, чем огня.

Не гляди. Погляди. От любви я умру.

Я люблю этих глаз роковую игру.

Что мне жизнь! Все забыл, все утратил любя.

Не пойму я тебя. Но люблю я тебя.

Ты ничья Никому этих глаз не понять.

Подожди! Подожди! Дай хоть взглядом обнять!

Я боюсь, что любовью кипучей

Я, быть может, тебя оскорбил.