Константин Бальмонт - В безбрежности

Милый друг, это чувство нахлынуло тучей,

Я бороться не мог, я тебя полюбил.

О, прости! Точно сказкой певучей,

Точно сном зачарован я был.

Я уйду, и умрут укоризны,

И ты будешь одна, холодна.

Только скорбной мольбой замолкающей тризны

Донесется к тебе песнопений волна.

Точно песни забытой отчизны,

Точно вздох отлетевшего сна.

В воздухе нежном прозрачного мая

Дышит влюбленность живой теплоты:

В легких объятьях друг друга сжимая,

Дышат и шепчут ночные цветы.

Тени какие-то смутно блуждают,

Звуки невнятные где-то звенят,

В воздухе тают, и вновь возрастают,

Льется с цветов упоительный яд.

То не жасмин, не фиалки, не розы,

То нс застенчивых ландышей цвет,

То нс душистый восторг туберозы,—

Этим растеньям названия нет.

Только влюбленным дано их увидеть,

С ними душою весь мир позабыть,

Тем, что не могут друг друга обидеть,

Тем, что умеют ласкать и любить.

Знай же, о, счастье, любовь золотая,

Если тебя я забыться молю,

Это—дыханье прозрачного Мая,

Это—тебя я всем сердцем люблю.

Если виденья в душе пролетают,

Если ты жаждешь и ждешь Красоты, -

Это вблизи где-нибудь расцветают,

Где-нибудь дышат — ночные цветы.

Легкий ветер присмирел,

Вечер бледный догорел,

С неба звездные огни

Говорят тебе: «Усни!»

Не страшись перед Судьбой,

Я как няня здесь с тобой

Я, как няня здесь пою:

«Баю-баюшки-баю».

Тот, кто знает скорби гнет,

Темной ночью отдохнет,

Все, что дышит на Земле,

Сладко спит в полночной мгле,

Дремлют птички и цветы,

Отдохни, усни и ты,

Я всю ночь здесь пропою:

«Баю-баюшки-баю».

Засветилася лампада

Пред иконою святой.

Мир далекий, мир-громада,

Отлетел, как сон пустой.

Мы в тиши уединенной.

Час, когда колокола

Будят воздух полусонный,

Час, когда прозрачна мгла.

Ласка этой мглы вечерней

Убаюкивает взгляд,

И уколы жгучих терний

Сердце больше не язвят.

Помолись в тиши безмолвной

Пред иконою святой,

Чтобы мир, страданьем полный,

Вспыхнул новою мечтой.

Помолись со мной, родная,

Чтобы жизнь светлей прошла,

Чтобы нас стезя земная

Вместе к гробу привела.

Над пучиной неизвестной

Пусть мы склонимся вдвоем,

Пусть чудесный гимн небесный

Вместе Богу мы споем.

Я лунный луч, я друг влюбленных.

Сменив вечернюю зарю,

Я ночью ласково горю,

Для всех, безумьем озаренных,

Полуживых, неутоленных;

Для всех тоскующих, влюбленных,

Я светом сказочным горю,

И о восторгах полусонных

Невнятной речью говорю.

Мой свет скользит, мой свет змеится,

Но я тебе не изменю,

Когда отдашься ты огню,

Тому огню, что не дымится,

Что в тесной комнате томится,

И все сильней гореть стремится —

Наперекор немому дню.

Тебе, в чьем сердце страсть томится;

Я никогда не изменю.

Пред рассветом дремлют воды,

Дремлет сумрак молчаливый,

Лик застенчивой Природы

Дышит ласкою стыдливой.

Но постой—вдали зажгутся,

Вспыхнут полосы огня,

Воды шумно разольются,

И сверкая, и звеня.

Так. и ты молчишь бесстрастно,

Нет в душе твоей порыва,

Ты застенчиво-прекрасна,

Ты чарующе-стыдлива.

Но настанет пробужденье,

Новым чувством вспыхнет взгляд,

«Возрожденье! Возрожденье!»

Струны сердца зазвенят.

Эльзи! Красавица горной Шотландии!

Я люблю тебя, Эльзи!

Лунный луч проскользнул через высокое окно.

Лунный лик потерялся за сетью развесистых елей.

Как прекрасен полуночный час!

Как прекрасна любовь в тишине полуночи!

Эльзи, слушай меня.

Я тебе нашепчу мимолетные чувства,

Я тебе нашепчу гармоничные думы,

Каких ты не знала до этой минуты, вдали от меня,

Не знала, когда над тобою шептались,

Родимые сосны далекой Шотландии.

Не дрожи и нс бойся меня.

Моя любовь воздушна, как весеннее облачко,

Моя любовь нежна, как колыбельная песня.

Эльзи, как случилось, что мы с тобою вдвоем?

Здесь, среди Скандинавских скал,

Нас ничто не потревожит.

Никто не напомнит мне

О печальной России,

Никто не напомнит тебе

О туманной Шотландии.

В этот час лунных лучей и лунных мечтаний

Мы с тобою похожи на двух бестелесных эльфов,

Мы как будто летим все выше и выше,—

И нет у меня родины, кроме тебя,

И нет у тебя родины, кроме меня.

Как странно спутались пряди

Твоих золотистых волос,

Как странно глядят

Твои глубокие и темные глаза!

Ты молчишь, как русалка.

Но много говорит мне

Твое стыдливое молчание.

Знойные ласки сказали бы меньше.

И зачем нам ласки,

Когда мы переполнены счастьем,

Когда сквозь окно

Для нас горят своими снегами высоты Ронданэ,

И смутное эхо

Вторит далекому говору

Седых водопадов,

И угрюмый горный король

Своей тяжелой стопою будит уснувшие ели.

Я не сжимаю твоей руки в моей руке,

Я не целую твоих губ.

Но мы с тобою два цветка одной и той же ветви,

И наши взоры говорят на таком языке,

Который внятен только нашим душам.

Хочешь,— расскажу тебе старую сагу.

Хочешь,— спою тебе песню.

Здесь, под Северным небом,

Я против воли делаюсь скальдом,

А скальды,— ты знаешь,—

Могли петь свои песни каждый миг.

Будь же моей Торбьерг Кольбрун,

Будь моей вдохновительницей.

Смотри, перед тобою твой — твой певец,

Тормодд Кольбрунарскальд.

Уж я слышу звуки незримых голосов,

Трепетанье струн нездешней арфы

Пусть будет моя песня воздушна, как чувство любви,

Легка как шелест камышей,

И если в ней будет

Хоть капля того яда,

Которым я был когда-то отравлен,—

Да не коснется он тебя

Слушай, Эльзи.

В час ночной, во мгле туманной, где-то там за синей

далью,

Убаюканная ветром, озаренная Луной,

Изгибаяся красиво, наклоняяся с печалью,

Шепчет плачущая ива с говорливою волной.

И томительный, и праздный, этот шепот бесконечный,

Этот вздох однообразный над алмазною рекой

Языком своим невнятным, точно жалобой сердечной,

Говорит о невозвратном с непонятною тоской.

Говорит о том, что было, и чего не будет снова,

Что любила, разлюбила охладевшая душа,

И, тая в очах слезинки, полны жаждой неземного,

Белоснежные кувшинки задремали, чуть дыша.

И отравлен скорбью странной, уязвлен немой печалью,

В миг туманный, в миг нежданный, ум опять

живет былым,

Гдe-то там, где нет ненастья, где-то там за синей

далью,

Полон счастья сладострастья пред виденьем