Джордж Байрон - Видение суда

Все на мгновенье замерло. Но вот
Врата сверкнули вдруг и распахнулись.
Лучи с недосягаемых высот
Планеты нашей крохотной коснулись,
Как пламя заливая небосвод,
И северным сияньем изогнулись,
Тем самым, что во льдах полярных стран
Увидел Пэрри [25] Пэрри (Парри), Уильям Эдуард (1790–1855) — английский морской офицер и полярный исследователь. Совершил ряд плаваний в арктических водах, в 1819 г. зимовал близ острова Мэлвилл в Арктике. — храбрый капитан!

И по небу разлился, полыхая,
Прекрасный и могучий райский свет,
Как знамя славы, радостно сверкая
Величьем торжествующих побед.
(Сравненьями я тему обедняю,
Зане сему земных подобий нет:
Не всем дано провидеть столь пространно,
Как Саути Боб иль Сауткот [26] Сауткот, Джоанна (1750–1814) — английская писательница. В 1813–1814 гг. опубликовала «Книгу чудес». Иоанна!)

То был архангел Михаил; из нас
Любой легко признает Михаила:
Воспеты и описаны не раз
Князь ангелов и вождь нечистой силы,
В церквах — для наших слабых смертных глаз —
Бесплотные светлы и многокрылы,
Но какова их подлинная суть,
Пускай другой решает кто-нибудь.

В сиянье славы, славою творимой,
Стоял архангел, благостью храним,
И юные склонились херувимы
И дряхлые святые перед ним.
(О старости я говорю лишь мнимой
И юность не приписываю им:
С Петром в сравненье, говоря точнее,
Они не то что младше, а нежнее!)

Так иерарха всех небесных сил
Встречали все святые, величая,
Затем что он из первых первый был
Наместник Бога для земли и рая,
Но даже тени чванства не таил
В душе своей небесной, твердо зная,
Что, как его ни чтим и ни поем, —
Он остается вице-королем!

Он и угрюмый молчаливый Дух
Взглянули друг на друга — и узнали…
Непримиримый враг, минувший друг?
О чем они бесплотно вспоминали?
Но в лицах их мелькнули тени вдруг
Бессмертной, гордой, выспренней печали
О том, что им навеки суждена
В пространстве сфер упорная война.

Но здесь была нейтральная граница —
Из Иова к тому ж известно нам, [27] …из Иова… известно… — Байрон с иронией упоминает о трактате Джона Мэсона Гуда (1764–1827), изданном в 1812 г., в котором Гуд рассматривал «Книгу Иова» как исторически и биографически достоверный источник.
Что трижды в год и Дьявол не боится
Являться светлым ангельским чинам.
Тогда уж не приходится скупиться
На вежливость обеим сторонам:
Я б вам привел любезный их диалог,
Да времени, признаться, слишком мало.

И дело, разумеется не в том,
Чтоб доказать в цитатах из Писанья,
Что Иов — аллегория. Притом,
Быть может, это просто описанье
Весьма реальных фактов. Мы берем
Лишь самые прямые указанья:
Они ясны и — верьте или нет —
Не менее ясны, чем прочий бред!

Итак — на почве, в сущности, нейтральной
Они сошлись, где роковой порог,
Там смерть отбор проводит инфернальный
Бесплотных конвоируя в острог.
Они не лобызались, натурально,
Но каждый был любезен сколько мог:
В изысканной учтивости, казалось,
С Их Светлостью Их Мрачность состязалась.

Архангел, поклонившись, изогнулся,
Но не жеманно, как дешевый фат:
Своей груди изящно он коснулся,
Где сердце смертных бьется, говорят.
Но Сатана лишь гордо улыбнулся:
Он был со старым другом суховат,
Как нищий гранд прославленного рода
С богатым выскочкой простой породы.

Он, поклонившись дьявольски-надменно,
Сказал, спокойно выступив вперед,
Что Судия небесный несомненно
Георга в преисподнюю пошлет:
Немало там правителей почтенных,
От коих меньше пострадал народ.
Мостящих ад, как видно из преданий,
Обломками «прекрасных начинаний». [28] …Мостящих ад… // Обломками «прекрасных начинаний». — Крылатое выражение: «Благими намерениями ад вымощен» — приписывается Сэмюелу Джонсону (1709–1784), английскому критику, лексикографу, драматургу.

«Чего ты хочешь, — начал Михаил, —
От этого несчастного созданья?
Какие он деянья совершил,
И совершал ли в жизни он деянья?
Насколько плохо правил он и жил,
Открыто изложи всему собранью:
Докажешь обвиненья — грешник твой,
А если нет — его не беспокой!»

«Да, Михаил! — ответил Дьявол. — Да!
У врат того, кому ты служишь верно,
Я заявляю, что пришел сюда
За подданным: он чтил меня всемерно,
Пока носил корону. Не беда,
Что он не знал вина и прочей скверны,
Но с той минуты, как воссел на трон,
Мне одному в угоду правил он!

Взгляни на нашу землю — хоть верней,
Мою! Увы, давно не торжествую
Над бедною планетой: все на ней
Влачат убого жизнь свою пустую.
Сказать по правде — кроме королей
Едва ли кто такую кару злую
Несет за дело! И властитель твой
Напрасно блещет славой огневой!

Мне данники земные короли.
Попытки переделать их бесплодны:
Высокие властители земли
Настолько мне усердны и угодны,
Что мы давно к решению пришли
Им предоставить действовать свободно!
Их небеса к добру не преклонят
И к худшему не переменит ад!

Взгляни на нашу землю, повторяю:
Когда сей червь бессильный и слепой
Вступил на трон, правленье начиная,
И он и мир имели вид иной:
Его своим владыкой величая,
В покое мирном радости земной
Хранили острова его по праву
Родной уклад и добрых предков нравы.

Взгляни, какой, покинув жизнь и власть,
Оставил он страну свою? Сначала
Он подданных любимцу отдал в пасть, [29] Он подданных любимцу отдал в пасть. — Приближенным короля Георга III долгое время был Бьют, Джон Стюарт (1713–1792) — английский политический деятель, крайний тори, премьер-министр (1762–1769).
Потом его стяжанье обуяло,
Порок убогих, эта злая страсть,
Презренных душ сгубившая немало.
В Америке свободу он душил
И с Францией не лучше поступил!

Он, правда, был орудием в руках,
Но, согласись, хороший мастер вправе
Его швырнуть в огонь; во всех веках,
С тех пор, как смертными монархи правят,
В кровавых списках грязи и греха,
Что всю породу цезарей бесславят,
Другое мне правленье назови,
Столь глубоко погрязшее в крови!

Ведь даже слов „свободный“ и „свобода“
Слепой король Георг не выносил:
Из памяти народов и народа
Искоренял он их по мере сил.
Он правил долго, и за эти годы
Всему и вся он горе причинил.
Лишь тем он от собратий отличался,
Нто пьянством и развратом не прельщался.