Хорхе Борхес - Алгорифма

Ни одного поступка нет на свете,
Который не был бы еврейской рыбою.
В великом Третий Ангельском Совете
Боднул Второго с нежною улыбою!

Ни одного такого нет деянья,
Которое не стало б первым в серии
Ему подобных. Ангел воздаянья
За зло и за добро стоит в придверии.

И почему, вздохну я, мрак со тьмою
Не скроют эти строки бесполезные?
Когда слезами счастья я омою
Эти глаза свои, уже бесслезные?

По ту сторону двери человек
Испорченность свою опять сугубит
И вопреки молитве душу губит
Странному Богу, жарптицеловек,

Единому в трёх лицах. Краток век
Того, камнями кто в людском кругу бит,
И со Христом кто чашу не пригубит,
Увидит ад из-под закрытых век.

Ты этот грешник, сын мой. Что, страшна, да
Смерть мёртвому? Червивых нам не надо
В корзине смокв. Забвенье навсегда…

Чувственное животное! Грешна да
Не так же как твоя, злая менада,
Душа Денницы. Ждать Его — когда?

Река и Гераклитово мы время.
В его неосязаемом теченье
Львы отразились и холмы — влеченье
Напечатлений для реки — не бремя…

Плачевная любовь, пепел услады,
Злокозненность несбыточной надежды,
Названия империй, без одежды
Чьи статуи. Ни Рима, ни Эллады…

Римлянина гекзаметры и грека.
Хмурое море под рассвета мощью…
Они страдали бледною немощью,
Которая есть срам для имярека…

И сон, в котором — смерти предвкушенье.
Оружие и воин. Монументы…
За пышные свободы те моменты
Сурова кара — языка лишенье.

Два Януса лица, что друг о друге
Не знают ничего, и лабиринты
На шахматной доске ходов… Низрин ты
Предчувствуешь с горы, плывущий в струге?

Рука кровавой Макбет, что способна
Цвет моря изменить и труд секретный
Часов во мраке… Бомба? — Да. Конкретный
Ответ. «Бэби» вполне боеспособна.

Непрекращающееся смотренье
Зеркал друг в друга — их никто не видит…
Язык английский Дух возненавидит
И выскажет к нему своё презренье.

Клинка сталь и готическая буква.
Брусок серы в шкафу… Металлозвонный
Язык бессонниц… Кал неблаговонный
Ноздрям их вожделен, иже испуква.

Могущественные авроры, но и
Закатов зори на пол неба тоже…
Ни Римлян нет, ни Эллинов. Вы что же,
В Аттическом ошиблись Арсеное?

Песок, шум волн, лишайник, эха, грёзы…
Есмь всё, явил что случай и чьё имя
Произнесло моё устодвоимя…
Благословен край, где белы берёзы!

Слепец разбитый, стих небезупречный
Я сочиняю — долг мой и спасенье…
Неужто не прочтёт — прочь опасенье! —
Его русский язык многонаречный?

Когда меня солдаты распинают,
Я должен быть крестом своим с гвоздями.
Сократ был демократии вождями
Приговорён к цикуте… Вспоминают

Об этом редко, хотя имя знают
Того, кто обвинял его, грудями
Встав на защиту нравов желудями
Кормящихся, что в прах бисер вминают.

Когда мне подают чашу с цикутой,
Я должен быть и чашею, и ядом.
Душа уже покинула моя дом,

Знобит который, как его ни кутай.
Когда мне лгут, я быть обязан ложью…
Поэт не чужд стиха десятисложью!

Я должен славить каждое мгновенье
И принимать его с благодареньем,
А не ему отказывать с презреньем.
Самоубийство — это дерзновенье.

Уверен ли ты, что исчезновенье
Твоё из жизни не глум над твореньем
Господа Бога? Мукой и бореньем
Красна жизнь. Вечны память и забвенье.

Зачем надобно было омовенье
Ученикам ног? — Дабы со смиреньем
Поднял пяту и с умиротвореньем

Иуда на Христа в благоговенье.
Пламя свечи так ветра дуновенье
Благодарит потухшим негореньем.

Все вещи моя пища. Точный вес
Вселенной, униженье, ликованье.
Я удостоверять должен сбыванье
Всего, что стало, верно, как отвес.

Пастушеский над странником навес…
Люблю лежать под ветра завыванье
В печной трубе, а Бога лютованье
Есть мельничного жернова повес

На выю извращенцу. Что есть счастье
Или несчастье, если мне злосчастье
Выпало быть поэтом на земле?

Но истинная радость есть сосчастье,
А рай для одного — это несчастье:
Ты — спасся, а весь мир лежит во зле…

«Один лишь человек есть на земле,
Хотя что ни земли, ни человека
Нет, тоже может быть…» — Изрёк сын века,
Который не поднаторел во зле,

Не знающий покуда: на челе
Его сошёлся клином свет и века
Свинец Вия тяжёл. На голове-ка
Постой, сидящий в пепеле и золе!

Есть четный вывод навсегда исчезны:
«Я мыслю, значит я не только есть,
Но и не есть». Небытия и бездны

Величие как может надоесть
Тому, кто сотворение вселенной
Запечатлел в микрострофе нетленной?

«Возможно, бог обманывает нас,
Ко времени приговорённых, к этой
Пустейшей из иллюзий…» И в руке той,
Что это пишет, бомбы ананас.

Кто в чём, а в афористике он ас:
«Взорвётся ль плод сей, взмоет ли ракетой?»
«Бананы вы гнилые с этикетой!»
«Что есть гора Сион? — Русский Парнас!»

Луну видя, он видящим себя
Луну взором сторонним созерцает
И Карфагена гибель прорицает,

Как я, язык Вергилия любя.
Голгофский холм и римских три распятья…
Неужто возродился в нём опять я?

Мне снилась геометрия: «А» точка
На плоскости и «В», а параллельных —
Несметное число! Домов молельных
Нет у Декарта, но зато есть дочка

И сын — на голой ветке два цветочка,
А сколько ещё почек предапрельных!
«Разбойным» прозван автор рулад трельных
И юноши походка у дедочка.

Три круга мне приснились. Их оправа —
Научного труда том. Весок, право,
Поэта аргумент. Над стиховедом

Маститым молодого льва расправа,
Которому вкус крови свежей ведом,
И аспида смертельного в траве дом…

Я видел сон о жёлтом, голубом
И красном, и о детской сон болезни,
Мне снились карты, царства, лязг железни
На поединке — как во сне любом.

Ещё мне снился Автопед с горбом
И саркофаг. Ни вспухлости желез, ни
Век красноты нет на вездепролезни
Лоснящейся дельца с клеймёным лбом.