Владимир Набоков - Трагедия господина Морна

Я понимаю, как же…
Он, думаю, был нужен королю,
чтоб незаметно улетать — и, после
крылатых приключений, возвращаться
к трудам своим…

…и вот я спотыкался
в могильной тьме и шел, и шел… Внезапно
стена: толкнул — и оказался чудом
в пустынном переулке! Только выстрел
порой стучал и разрывался воздух
по шву… Я вспомнил, что живешь ты рядом,
и вот… к тебе… Но что же дальше делать?
Ведь оставаться у тебя — безумно!
Меня найдут! Ведь вся столица знает,
что с сумасшедшим Тременсом когда-то
ты дружен был и дочь его крестил!..

Она слаба: еще такой прогулки
не вынесет. А где же Тременс?

Бьется…
Не знаю, где… Он сам мне накануне
советовал, чтоб я к тебе мою
больную Эллу… но ведь тут опасно,
я обречен! Пойми, — я не умею,
я не умею умирать, и поздно —
не научусь, нет времени! За мною
сейчас придут!..

Беги один. Успеешь.
Дам бороду поддельную, очки {25} 25 Дам бороду поддельную, очки… — Трусу Клияну наследовал Трощейкин в «Событии», который подумывал бежать от Барбашина в накладной бороде. …
пойдешь себе.

Ты думаешь?..

А хочешь
есть у меня и маски, что носили
на масленицу в старину…

…Да, смейся!
Ты знаешь сам, что никогда не кину
моей бессильной Эллы… Вот где ужас
не в смерти, нет, — а в том, что в кровь вселилось
какое-то рыдающее чувство,
смесь ревности неведомой и жажды
отверженной и нежности такой,
что все закаты перед нею — лужи
малярной краски, — вот какая нежность!
Никто не знал! Я — трус, гадюка, льстец,
но тут, — вот тут…

Друг, будет… успокойся…

Любовь в ладони сжала сердце… держит…
не отпускает… Потяну — сожмет…
А смерть близка… но как мне оторваться
от своего же сердца? Я — не ящер,
не отращу…

Ты бредишь, успокойся:
тут безопасно… Улица пустынна
и солнечна… Ты где же смерть приметил?
На корешках моих уснувших книг —
улыбка. И спокоен, как виденье,
мой попугай святой.

От этой птицы
рябит в глазах… Пойми, сейчас нагрянут —
нет выхода!..

Опасности не чую:
слепая весть, повеявшая с юга,
что жив король, так опьянила души
неслыханною радостью, — столица
от казней так устала, — что, покончив
с безумцем главным, с Тременсом, едва ли
начнут искать сообщников его.

Ты думаешь? Да, правда, светит солнце…
И выстрелы умолкли… Не открыть ли
окно, не посмотреть ли? А?

К тому же
есть у меня одна вещица… хочешь,
я покажу? Вот тут, в футляре мягком…
Мой талисман… Вот, посмотри…

Корона!

Постой, уронишь…

Слышишь?.. Боже… Кто-то…
По лестнице… А!

Говорил — уронишь!

Гром золотой! Я тронут. Но напрасно
вы собрались меня короновать.
Поздравь, Клиян: обещано полцарства
за плешь мою!..

Скажи-ка, светлый старец,
как и когда тебе достался этот
кусок сверканья?

Продал за червонец
один из тех, кто некогда дворец
обыскивал.

Так, так… Давай-ка. Впору.
Но я сейчас, признаться, предпочел бы
ночной колпак. Где Элла?

Рядом. Спит.

А… хорошо. Клиян, чего ты стонешь?

Я не могу… Зачем я, Тременс, Тременс,
шел за тобой?.. Ты — смерть, ты — бездна! Оба
погибнем мы.

Ты совершенно прав.

Мой друг, мой вождь… Ведь ты мудрее всех.
Спаси меня — и Эллу… Научи —
что делать мне?.. Мой Тременс, что мне делать?

Что делать? Спать. Я снова зябну; снова
наложница нагая — лихорадка —
льнет к животу холодной ляжкой, спину
ладонью ледяной мне гладит, гладит…
Дай на плечи мне что-нибудь накинуть,
старик. Вот так. Да, милый мой Клиян,
я убедился — правы были наши
друзья, когда предупреждали… Кстати,
всех четверых я истребил — предать
они меня пытались… Очень нужно!
Я буду спать. Пускай солдаты сами
найдут меня.

А!..

Не кричи… не надо…
Вот. Так и знал.

Дочь, Элла, ты не бойся:
все хорошо! Клиян тут распевает
последние свои стихи…

Отец,
ты ранен? Кровь…

Нет.

У тебя рука
опять, опять холодная… а ногти,
как будто ел ты землянику… Я
останусь, Дандилио, здесь… Прилягу,
подушку дайте… Право, лучше мне…
Всю ночь палили… мой ребенок плакал…
А где же ваша кошка, Дандилио?..

Шутник какой-то каменной бутылкой
хватил ее… Иначе попугая
я б не купил…

Да, огненный… Да, помню…
Мы пили за его здоровье… Ах!..

«…И все же я тебя боюсь… Как смерть,
бываешь страшен ты…» — откуда это?
Откуда? Нет, забыла.

Полно… Элла…
моя любовь… Прикрой глаза…

…Ты — белый,
как свежая сосновая доска…
и капельки смолы… Мне неприятно…
ты отойди…

Прости меня… не буду,
я только так… Хотел тебе подушку
поправить… Вот…

Что бишь я говорил?
Да: плохо ищут; там, вокруг сената,
вокруг дворца народ толпится: чистят
покои королевские, ковры
вытряхивают — и мои окурки,
и шпильки Эллы выметают… Очень
занятно! И какой занятный слух,
что будто бы грабитель — где-то там
на юге, видите ли, в дом забрался
и бац в башку хозяина, — а тот —
извольте — объявился властелином,
свою столицу кинувшим полгода
тому назад… Я знаю, знаю, — это
все выдумки. Но выдумкой такой
меня смели… Вот Элла спит. Мне тоже
пора бы… Гладит, крадется озноб
вверх по спине… А жалко, Дандилио,
что вымышленный вор не уничтожил
придуманного короля!.. Смеешься?
Что, славно я шучу?