Людмила Кулагина - Да будет день!

Вот белый крест, обвитый красной розой,
И церковь на холме, и птицы на крестах.
Здесь тленья дух творит метаморфозы
И превращает жизнь телесную во прах.

На Полынках горчит полынью воздух,
Слезой насыщен колокольный звон,
И не сулит он в вечности нам отдых,
Но к покаянью смертных призывает он.

Здесь свежий холм, заваленный венками,
Сквозь траур лент рыдает о любви.
«Мементо мори» – говорит надгробный камень,
Земного счастья так обманчив вид.

Гранитный памятник большой отгрохан праху —
Как видно, в средствах недостатка нет.
Достойно увенчалось счастье – крахом.
Благополучья тлен навек унёс секрет.

«Мы – дома. Ты – в гостях». Не обольщайся
Цветущим видом преходящего греха.
Призывом сладкогласым не прельщайся:
Павлин куриные имеет потроха.

Лишь праведник достоин воскрешенья,
Чей дух при жизни цвёл, а не смердил.
Ждёт грешник Высшего суда решенья
Под звон колоколов и дым кадил.

Куда ни глянь – повсюду смерть иллюзий.
Философ выбрал бы срединный путь:
Жизнь не считая ни подарком, ни обузой,
А смерть – от жизни шансом отдохнуть.

Но летом жизнь со смертью заключает
На кладбище консенсус: всё цветёт.
И не ворона – голубь тех встречает,
Кто на свиданье с вечностью идет.

Каждый день – моральная утрата:
Жизнь укоротилась на часы.
Чем же озабочен уж с утра ты?
Что кладёшь напротив счастья на весы?

Хлеб добыть насущный. Жизнь без ренты —
Не дворян, а пролетариев всех стран.
Бедность – она бедность и в Сорренто.
Дню не важно, Библия ль, Коран,

Иль Талмуд – опора и надежда.
Каждый Бога своего благодарит,
Что есть пища, кров над головой, одежда,
И земля под грешной пяткой не горит.

Одинаково мы станем на день ближе
К нежеланному законному концу,
В Тегеране, Тель—Авиве и Париже —
Все придём к Небесному Отцу.

Правда, хочется сей миг отсрочить,
И фатальность грустную пока забыть.
День ещё, как спелый персик, сочен, —
Постарайся в нём счастливой быть.

Чем дольше я живу на белом свете,
Как таковая, жизнь мне нравится сильней.
Я больше красок замечаю в лете,
И небо год от года всё синей.

Хоть знаю я, с годами всё тончает
Та, Парками сплетаемая нить,
И смерть, порвав её, как водится, венчает.
Но именно поэтому теперь так жажду жить.

Мне хочется ещё бокал с удачей выпить,
И рифмы записать на маленьком листке,
Вложив в них лёгких выдох, вдох и выпот,
Пока нас вертит шарик в очередном витке.

И тяжко жить, и грустно умереть,
Всю горечь опыта перед кончиной выпив,
Но как на жизнь со стороны смотреть,
В её болотах не гнездиться выпью?..

Кричать, не докричаться до небес,
Что мир несправедлив, жесток и жалок,
То мелкий донимает, то крупнее бес…
Но не приемлет небо наших грешных жалоб.

Оно безмолвно. Только промельк птиц,
Как знаки препинанья, без ответа,
И облаков – небесных кобылиц —
Табун пасётся на лазури лета.

Вот небо сердится, темно, идёт гроза.
Про жизнь и смерть не задавай вопросов.
Живи, как птица, бабочка иль стрекоза, —
Ищи нектар, клюй дней янтарных просо.

Подарила Нина мне чёрное платье.
Подарила Инна мне чёрную шаль.
Будто сердцем знали, что плакать мне,
Что затопит все краски печаль.

Кто вернёт тех, что временем отняты?..
Сыплет снег на надгробья могил.
Тают, снежной памятью сотканы,
Те, кто сердцу когда—то был мил.

Натыкаясь на вещи их в комнате,
Слыша песен любимых мотив,
Те, кто близких утратили, вспомните
Голоса недолюбленных их —

Из—за дел, суеты и усталости,
Оправданье найдя: се ля ви.
Всё ничто, сколько б дел не досталось нам,
Коль не сделано дело любви.

Я дань в ладони сентябрю
Кладу с улыбкой благодарной.
Как свечка, в сумраке сгорю.
Погаснет мой огонь янтарный.

Спасибо, жизнь, что ты была.
Спасибо, все, кто здесь простили
Мои слова, мои дела,
И все грехи мне отпустили.

Покинув то, что было мной,
Душа предстанет перед Богом,
Без фиговых листков, нагой,
До безнадёжности убогой.

На что надеяться могу?
Чем постыжусь и чем утешусь?
Что напоследок сберегу
Как оправданье жизни грешной?

Гордиться нечем мне, увы, —
Ведь добрых дел – что кот наплакал.
Людской бежала я молвы,
Но за грехи всех ждёт расплата.

Одна надежда у меня,
Бесцельной жизни оправданье, —
Что радовалась свету дня
И знала горечь состраданья.

Всё в этом мире промыслительно:
В судьбе ни камушка не обойти.
Жизнь – в знаменателе, мечта – в числителе
И икс большой в конце пути.

Эстет, ты смотришь фильм про смерть,
Ища в ней философские аспекты.
Она так неприглядна, мне поверь,
Уход из жизни – не сценарные проспекты.

Здесь столько понамешано всего —
Добро и зло, маразм и просветленье.
И жизнь из этой точки – лишь зевок
Меж сном души и тела тленьем.

Метель мой след вчерашний заметает.
В морозной дымке парк. Ворона на снегу.
Была печальна нынче осень золотая,
И я от памяти о ней бегý, бегý, бегý…

Там смерть за нами по пятам ходила,
И выжидала миг, когда махнуть косой.
Она троих нас одинаково любила,
Вилась над каждым острожалою осой.

Но Ангелы, а, может, Матерь Божья,
Отца Небесного сумели умолить
Нам с братом срок для покаяния дать тоже,
Чтобы грехи свои могли слезой залить.

Спаси нас, Отче, недостойных, окаянных,
Свой крест безропотно нам помоги нести,
И вместо слов пустых – молитв дай покаянных,
Чтоб мир в душе смятенной обрести.

Метель мой след вчерашний заметает,
И тех следы, кого уж с нами нет.
Но Дух Святой к нам голубем слетает
И в скорбь души льёт утешенья свет.

От пустоты существованья,
Тщеты желаний и потуг
Бежим, не зная упованья,
В объятия друзей, подруг.

Как будто в тел соединеньи
Покой души найти могли б,
И разрешили б все сомненья,
И не сожгли бы корабли.