Владимир Солоухин - Стихотворения

Заполярные реки, бывало,

Мне давали студеной воды.

Молодые ржаные колосья

Обдавали пыльцою меня,

И тревожила поздняя осень,

Листопадом тихонько звеня.

Пусть расскажут речные затоны,

И луга, и леса, и сады:

Я листа без причины не тронул

И цветка не сорвал без нужды.

Это в детстве, но все-таки было:

И трава, и горячий песок,

Мать на землю меня опустила

И сказала: «Поползай, сынок!»

Тот совет не пошел бы на пользу,

Все равно бы узнал впереди —

По планете не следует ползать,

Лучше падай, но все же иди!

Так иду от весны до весны я,

Над лугами грохочет гроза,

И смотрю я в озера земные

Все равно что любимой в глаза.

1953

Скоро кончится белая вьюга,

Потекут голубые ручьи.

Все скворечники в сторону юга

Навострили оконца свои.

В силу древних обычаев здешних

Мы жилища готовим певцам.

За морями родные скворечни

Обязательно снятся скворцам.

Здесь родились, летать научились,

Значит, родина ихняя здесь.

— Воротились! Скворцы воротились!

Раздается мальчишечья весть.

Можно галку убить и сороку,

Но обычаи наши строги:

Ни один сорванец босоногий

На скворца не поднимет руки.

Но однажды за крайним овином

Наблюдал с удивлением я,

Как серьезный и взрослый мужчина

Прямо в стаю пальнул из ружья.

Вся окрестность ответила стоном…

— Сукин сын! Что ты делаешь тут?

Он ответил спокойно: — А что нам,

Все равно их принцессы сожрут.

Ты-то молод, а мы, брат, бывали

И видали таких молодцов…

Помню, раз заходили в Австралию,

Там на тонны считают скворцов.

Расставляются гиблые сети,

Из капрона тончайшая снасть.

Так зачем же от нас-то летать им?

Чтобы в эти капроны попасть?

Заготовщику — денежки, дурно ли,

Не опасный, а прибыльный труд!

И везут их в столицы культурные,

В королевские виллы везут.

Соберутся высокие гости,

Драгоценные камни надев.

И ломаются тонкие кости

На жемчужных зубах королев.

…Вот и снова погода сырая,

Скоро кончится бешенство вьюг.

По России от края до края

Все скворечники смотрят на юг!

1956

Вдоль берегов Болгарии прошли мы…

Я все стоял на палубе, когда

Плыла, плыла и проплывала мимо

Ее холмов прибрежная гряда.

Волнистая — повыше и пониже,

Красивая — не надо ей прикрас.

Еще чуть-чуть — дома, людей увижу,

Еще чуть-чуть… И не хватает глаз!..

Гряда холмов туманится, синея,

Какие там за нею города?

Какие там селения за нею,

Которых я не видел никогда?

Так вот они, неведомые страны…

Но там живут, и это знаю я,

Мои друзья — Георгий и Лиляна,

Митко и Блага — верные друзья.

Да что друзья! Мне так отрадно верить,

Что я чужим совсем бы не был тут.

В любом селе, когда б сойти на берег,

И хлеб и соль и братом назовут.

Ах, капитан, торжественно и строго

Произнеси командные слова.

Привстанем здесь пред дальнею дорогой,

В чужой Босфор легко ли уплывать!

Корабль идет, и сердце заболело.

И чайки так крикливы надо мной,

Что будто не болгарские пределы,

А родина осталась за кормой.

Вдоль берегов Болгарии прошли мы,

Я все стоял на палубе, пока

Туманились, уже неразличимы,

Быть может, берег, может, облака…

1954

С высоких диких гор, чьи серые уступы

Задергивает туч клубящаяся мгла,

Чьи синие верхи вонзились в небо тупо,

Она впервые в город снизошла.

Ее вела река, родившаяся рядом

С деревней Шумбери, где девушка живет.

Остались позади луга и водопады,

Внизу цветут сады и зной душист, как мед.

Внизу ей странно все: дома, автомобили

И то, что рядом нет отар и облаков,

Все звуки и цвета ее обворожили,

А ярмарочный день шумлив и бестолков.

На пальце у нее железный грубый перстень,

Обувка не модна, и выгорел платок,

Но белые чулки домашней толстой шерсти

Не портят стройности девичьих легких ног.

Идет девчонка с гор, такая молодая,

Своей не осознав, быть может, красоты,

А парни на пути встают, обалдевая,

И долго вслед глядят и открывают рты.

Все взгляды на нее остались без ответа,

Не дрогнула ничуть тяжелая коса.

Идет девчонка с гор… С нее б создать Джульетту,

Венеру вырубить, мадонну написать!

Идет девчонка с гор, в которых, не ревнуя,

Мужчина тот живет, с обветренным лицом,

Кто смело подойдет и жестко поцелует,

Кто ей надел свое железное кольцо.

1954

Я слышу песню через поле,

Там, где дороги поворот.

Она волнует поневоле,

Невольно за сердце берет.

Вся чистота и вся стремленье,

Вся задушевный разговор.

Есть теснота и горечь в пенье

И распахнувшийся простор.

В траве — ромашка, хлебный колос,

Росинка, первая звезда…

Какой красивый, сильный голос,

Как он летает без труда!

Несчастный миг и миг счастливый,

И первый лист, и первый снег…

Должно быть, сильный и красивый

И справедливый человек

Поет. Что песня? Боль немая.

Ведь песню делает певец.

И горько мне: певца я знаю,

Певца я знаю — он подлец!..

Трусливый, сальный, похотливый,

Со сладким маслицем в глазах,

Возьмет, сомнет нетерпеливо,

Оставит в горе и слезах.

Предаст, потом с улыбкой: «Вы ли?!

Мы с вами, помнится, дружны!..»

Нетопырю даются крылья.

Болоту лилии даны!

Между души его болотом

И даром петь — какая связь?

О, справедливость, для чего ты

Мешаешь золото и грязь?

1960

Теперь-то уж плакать нечего,

С усмешкой гляжу назад,

Как шел я однажды к вечеру

В притихший вечерний сад.

Деревья стояли сонные,

Закатные, все в огне.

Неважно зачем, не помню я,

Но нужен был прутик мне.

Ребенок я был, а нуте-ка

Возьмите с ребенка спрос!

И вот подошел я к прутику,

Который так прямо рос.

Стоял он один, беспомощен,

Под взглядом моим застыл.

Я был для него чудовищем.

Убийцей зловещим был.

А сад то вечерней сыростью,

То легким теплом дышал.

Не знал я, что может вырасти

Из этого малыша.

Взял я отцовы ножницы,

К земле я его пригнул

И по зеленой кожице

Лезвием саданул.

Стали листочки дряблыми,

Умерли, не помочь…

А мне,

Мне приснилась яблоня

В ту же, пожалуй, ночь.

Ветви печально свесила,

Снега и то белей!

Пчелы летают весело,

Только не к ней, не к ней!

Что я с тех пор ни делаю,

Каждый год по весне

Яблоня белая-белая

Ходит ко мне во сне!

1955

Я к ночи из лесу не вышел,

Проколобродив целый день.