Мария Протасова - Сборник стихов

И выжил, что бывает чаще

Не с садом брошенным, а с чащей

И вот земля и сад летят

Их тени настом шелестят

Сплетаются ветра и ветки

И путь им ангелы мостят

А в кронах призраки гостят

И боги оставляют метки

Да что ему – зима и высь

Полярный крест, зеленый мыс

Огонь, мороз обыкновенный

Пока на горле у вселенной

Не ветви высохшие – вены

Как пальцы времени сошлись

Любите мерзлые стволы

Они – как полные столы

Как страны с джунглями и львами

Ведь там – у них над головами

Плоды становятся словами

И открываются пред вами

И расточаются миры

И вот старинный сад летит

Сквозь холод зла и бездну ночи

Сквозь страшный суд, но, между прочим

Все это саду не вредит

Под звездами и между звезд

Не верь – сады не умирают

Их в рай весенний забирают

Куда метель не долетает

Куда беда пути не знает

И не дотянется мороз

А нашему не убежать

Ему весь век стоять меж нами

И землю круглую корнями

Над черной пропастью держать

Шел по стеклам от стужи

Перезвон темно-синий

И ладони снаружи

К ним прикладывал иней

Все, что под абажуром

Желтым светом намокло

Старых кружев ажуром

Налипало на окна

Как дымок сигаретный

Как над чашечкой кофе

Плыл во тьме беспросветной

Чей-то призрачный профиль

И морозная кромка

Отступала от окон

И вплеталась поземка

В заблудившийся локон

И цеплялась беда

За портьерные ткани

И дрожала звезда

Как чаинка в стакане

Будто этой зимой

Подоконник с геранью

Между светом и тьмой

Был единственной гранью

Мороза дубленая шкура

Под тяжестью ночи трещит

И месяц с китайским прищуром

В метельную дудку пищит

Летят самоходные сани

И воздух закутан в бензин

А где-то в далеком Ливане

О вьюге поёт муэдзин

Он свет собирает горстями

Седины купает в лучах

И кажутся беды гостями

В продрогших моих волостях

Так в томном зрачке океана

Полярные звезды гостят

И в черной утробе фонтана

На счастье монетки блестят

А.Л.

Холодные камешки вдоль языка -

«Морозы, морока, морошка»

Как рваные фразы плывут облака

И звездная мечется мошка

Ты можешь как льдинки слова подобрать

Подстать твоим нищим алмазам

И будут полярные вальсы сиять

Над городом нашим чумазым

А в книгах жирна типографская гарь

Гремят пересохшие спички

И черные тропы диктует январь

И ночь закрывает кавычки

Но камни тускнеют, и крошится лед

Зевает озябший мечтатель

И белым надгробием солнце встает

Едва повернешь выключатель

Они не увидятся. Нет

В трамвайчике красном

Уехал счастливый билет

Напрасно. Напрасно.

Рассыпалось всё, что вовне

На «право» и «лево»

И в каждом отдельном окне

Отдельное небо

Ему не молиться о ней

И свечек не ставить

У длинных вечерних теней

Короткая память

И тычет мизинцем в зенит

Тончайшее скерцо

Трамвайное сердце гремит

Трамвайное сердце

Она его тоже не ждёт

Что может быть проще?

Белесая вечность падёт

На черную площадь

И прочь полетят фонари

И звезды качнутся

И тонкие рельсы вдали

Как руки сплетутся

Блестели виноградные глаза

И море колыхалось по-верблюжьи

Вытягивалась молнии лоза

До самых звёзд – приветливых и южных

А в трюмах кахетинское вино

Прислушивалось к капельному плясу

И палуба рубилась в домино

С дождем, одетым в выцветшую рясу

Без умолку трещали паруса

Пенька ворчала нудно и визгливо

Блестели виноградные глаза

И спали амфоры – на самом дне залива

Бежала ночь по черной кромке скал

На стайку нот охотилась гитара

И добрый демон – как любви – искал

Погибели, и звал ее: «Тамара»…

Стояла ночь – что твой рояль

И ветер шествовал во фраке

Самодовольный лунный враль

Сиял как блик на черном лаке

Смычками ливень помыкал

Мерцали запонками лужи

И гром по клавишам скакал

В тумане оркестровых кружев

Так Шуберт норовил украсть

Тональность у природы хрупкой

Но вдруг наваливалась страсть

И лепка становилась рубкой

Так рухнул первородный грех

На первозданную беспечность

И хрустнул черепной орех

Таящий сморщенную вечность

Стасу Беляеву – лучшему в мире Меркуцио

Верона спит. Ее ночник – луна

Чернее сна лишь шрамы на бумаге

Отяжелев от скуки и вина

Спят удальцы, во сне сжимая шпаги

Верона спит. Но храп похож на стон

Над городом смертельная истома

Свеча коптит. Увял ее бутон

Грядет чума на оба ваших дома

Верона спит. И эти двое спят

Покуда автор пишет предисловье

А за строкой столетия летят

И словно вены набухают кровью

Верона спит. Беспечно спит, пока

Далекий бард не воплотил затею

И как кинжал нацелена река

В ее почти фарфоровою шею

Верона спит, пока пусты листы

И, кажется, бледны от предвкушенья

Ведь через час сожгут её мосты

И солнце вздернут как сигнал сраженья

И вот тогда сойдутся все концы

Поэт отступит, дописав посланье

И отдадут безумные отцы

Своих детей невинных на закланье

Очнется яд и закипят клинки

И вздрогнет мир от траурного звона

И смерть как точку на конце строки

Сотрёт любовь… Но – тише! – cпит Верона…

Тринадцать за столом. Коврига и вино

И мёд луны, сочащийся сквозь ставни

Последний раз им вместе суждено

Собраться за одним столом – на равных

Тринадцать за столом. Их пестует судьба

Один из них предаст, толпа распнет другого

Еще один сразит мечом раба

И трижды скажет, что не видел Бога

Еще один, сомненьями томим

Дерзнет вложить персты в святые раны

И тоже станет свят, и потому – гоним

Ему споют ветра и покорятся страны

Он с посохом уйдет, как десять остальных

Бродить по миру в рубище скитальца

Будить в сердцах любовь и врачевать больных

Все также в раны вкладывая пальцы

А самый молодой из них – стилом

Воздвигнет храм, которого основа

Тот, кто собрал тринадцать за столом

Но Словом был сперва – в начале было Слово

Ушедший в Рим – другой – на склоне лет

Взяв кисти непослушными руками

Напишет первый поясной портрет

Того, чей след и Свет – за облаками

Но ночь пока – всё сбудется потом

Их ждут кресты, костры, бичи и камни

А эта ночь нежна…

Тринадцать за столом.

Вино и хлеб. И лунный мёд сквозь ставни.

Свершилось – он ее поцеловал

Неважно – где, неважно – кто, впервые

Как будто петли оборвав дверные

К ней Бог вошел и вечность даровал