Андрей Дементьев - Азарт (сборник стихов)

Все пришли в кино — и стар и мал,
Кто познал войну и кто не знал.

Перед горькой памятью людской
Разливалась ненависть рекой.

Трудно было это вспоминать…
Вдруг с экрана сын взглянул на мать.

Мать узнала сына в тот же миг.
И пронесся материнский крик:

— Алексей! Алешенька! Сынок!… —
Словно сын ее услышать мог.

Он рванулся из траншеи в бой.
Встала мать прикрыть его собой.

Все боялась — вдруг он упадет.
Но сквозь годы мчался сын вперед.

— Алексей! — кричалт земляки.
— Алексей! — просили, добеги…

Кадр сменился. Сын остался жить.
Просит мать о сыне повторить.

И опять в атаку он бежит,
Жив-здоров, не ранен, не убит.

Дома все ей чудилось кино.
Все ждала — вот-вот сейчас в окно

Посреди тревожной тишины
Постучится сын ее с войны.

Во Франкфурте
Холодно розы цветут.
В Москве
Зацветают
Узоры
На стёклах.
Наш «бьюик» несётся
В багряных потёмках —
Сквозь сумерки
Строгих немецких минут.
Сквозь зарево клёнов
И музыку сосен.
Сквозь тонкое кружево
Жёлтых берёз.
Я в эти красоты
Ненадолго сослан,
Как спутник
В печальные залежи звёзд.
Со мной переводчица —
Строгая женщина.
Мы с нею летим сквозь молчанье
И грусть.
И осень её
Так прекрасна и женственна,
Что я своим словом
Нарушить боюсь.
Нас «бьюик»
Из старого леса выносит.
Дорога втекает
В оранжевый круг.
Как всё здесь похоже
На русскую осень!
Как Русь не похожа на всё,
Что вокруг!

Ты ищешь меня
Только в дни одиночества.
Когда никого —
Ни в душе, ни вблизи.

А мне утешать тебя
Больше не хочется,
Хоть это и любят
У нас на Руси.

И я не хочу заполнять
Этот вакуум —
Меж будущим счастьем
И счастьем былым.

Ты ждёшь, чтоб мы вместе
Грустили и плакали.
А радостный день
Для тебя неделим…

В тот день
Меня в партию приняли.
В тот день
Исключали из партии
Любимца студенческой братии
Профессора Трынова.

Старик был нашим учителем.
Неуживчивым и сердитым.
Он сидел
И молчал мучительно,
Уже равнодушный ко всем обидам.

Его обвиняли в семи грехах,
А мне всё казалось,
Что это — травля.
И сердце твердило:
— Неправда! Неправда!
— А может быть, правда? —
Спрашивал страх.

Страх…
И я поднял руку «за».
За исключение.
И, холодея.
Вдруг я увидел его глаза
Как, наверно, Брюллов
Увидал Помпею.

Вовек не забуду я те глаза.
Вовек не прощу себе подлое «за».
Мне было тогда девятнадцать лет.
Мне рано выдали партбилет.

Лось заблудился.
Он бежал по городу.
И страшен был асфальт его ногам.
Лось замирал,
Надменно вскинув морду
Навстречу фарам,
Крикам
И гудкам.
В обиде тряс скульптурной головой.
То фыркал,
То глядел на мир сердито.
Гудели как набат его копыта,
И боль его неслась по мостовой.

А город всё не отпускал его…
И за домами лось не видел леса.
Он на людей смотрел без интереса,
Утрачивая в страхе торжество.
И, как в плечо,
Уткнулся в старый дом.
А над столицей просыпалось утро.
И кто-то вышел и сказал:
— Пойдём…
И было всё так просто и так мудро.

И, доброту почувствовав внезапно,
За человеком потянулся лось.
И в ноздрн вдруг ударил милый запах,
Да так, что сердце в радости зашлось
Вдали был лес…
И крупными прыжками
К нему помчался возбуждённый лось.
И небо,
Что он вспарывал рогами,
На голову зарею пролилось.

Отцы умчались в шлемах краснозвёздных.
И матерям отныне не до сна.
Звенит от сабель над
Россией воздух.
Копытами разбита тишина.

Мужей ждут жёны.
Ждут деревни русские.
И кто-то не вернётся, может быть…
А в колыбелях спят мальчишки русые,
Которым в сорок первом уходить.

Заслышав топот, за околицу
Бежал мальчонка лет шести.
Всё ждал: сейчас примчится конница
И батька с флагом впереди.

Он поравняется с мальчишкой,
Возьмёт его к себе в седло…
Но что-то кони медлят слишком
И не врываются в село.

А ночью мать подушке мятой
Проплачет правду до конца.
И утром глянет виновато
На сына, ждущего отца.

О, сколько в годы те тревожные
Росло отчаянных парней.
Что на земле так мало прожили.
Да много сделали на ней.

Прошли года.
В краю пустынном
Над старым холмиком звезда.
И вот вдова с любимым сыном
За сотни верст пришла сюда.

Цвели цветы. Пылало лето.
И душно пахло чебрецом.
Вот так в степи мальчишка этот
Впервые встретился с отцом.

Прочёл, глотая слёзы, имя,
Что сам носил двадцатый год…
Ещё не зная, что над ними
Темнел в тревоге небосвод,

Что скоро грянет сорок первый,
Что будет смерть со всех сторон,
Что в Польше под звездой фанерной
Своё оставит имя он.

…Вначале сын ей снился часто.
Хотя война давно прошла,
Я слышу: кони мчатся, мчатся.
Все мимо нашего села.

И снова, мыкая бессонницу,
Итожа долгое житьё,
Идет старушка за околицу,
Куда носился сын её.
"Уж больно редко, — скажет глухо,
Дают военным отпуска…"

И этот памятник разлукам
Увидит внук издалека.

Письма… Фотографии в альбоме.
Смотрят парни матерям в глаза.
Матери их мёртвыми не помнят —
Оттого и верят в чудеса.

Все они их видят молодыми,
Сильными,
Как двадцать лет назад…
А в округе на родное имя
Столько откликается ребят…

Разных —
Незнакомых и знакомых,
Никогда не знавшихся с войной,
Ждут их тезок матери домой
И глядят на карточки в альбомах.

Парни там —
Смешливы и красивы,
Где им было знать, что скоро в бой.
В двадцать лет они спасли
Россию!

Ну, а что свершили мы с тобой?

Приехали туристы из Германии.
Из Западной.
Где этот самый Бонн.
Их ждали.
Всё продумали заранее:
Экскурсии,
Купание
И сон.

Их поместили в номерах с балконами,
Сперва оттуда выселив своих.
Мне показались очень уж знакомыми
Смешки туристов
И нахальство их.