Хуан Хименес - Вечные мгновения

С тучкой, кубышкой света,
по небесам плыву.

Тополь весело смотрит
в зелень и синеву.

Дрозд в ликованье свое
вобрал весь свет и листву.

Новая смотрит душа
в зелень и синеву.

В апельсине звезда мерцает.
Кто эту звезду достанет?!

Приманите ее алмазом,
накройте сетью атласной!

На черепице звезда мерцает.
Кто эту звезду достанет?

О, как дохнула маем
вечного света мальва!

Сквозь ресницы звезда мерцает.
Кто эту звезду достанет?

Из травы, из тумана манит…
Осторожно — не то обманет!

Над любовью звезда мерцает!
Кто эту звезду достанет?..

По верхней ветке иду вершиной
к тебе единой.

Поверх деревьев я в вышине,
но верхней ветке иди ко мне,
по самой верхней, зеленой ветке,
где все невечно и все навеки.

Поверх деревьев дорогу мéчу
тебе навстречу.

Поверх деревьев, минуя сад,
находят счастье лишь наугад,
на верхней ветке, на самой верхней,
где чем надежнее, тем неверней.

Поверх деревьев, поверив чуду,
тебя добуду.

Меняет ветер в листве тона
так и с любовью, когда трудна.
Любовь и листья в ответ порывам
перемежают прилив с отливом.

Поверх деревьев тебя оплáчу,
когда утрачу.

Бесконечна ночь утраты,
и темна стезя.
Умирающий уходит —
и вернуть нельзя.

Он все дальше от надежды
на пути своем.
Но несбыточней надежда
умереть вдвоем.

И не легче пригвожденным
и одному кресту.
Все равно уходит каждый
на свою звезду.

То, что стелется, — туман,
а не река.
И волна его растает,
как тоска.

То, что реет, — это дым,
а не крыло.
Он редеет — и становится
светло.

То, что мучит, — не душа,

а только сон.
И все темное развеется,
как он.

Над темной правдой
могильного сна,
как серая роза,
растет тишина.

Для крови — обитель,
для веры — исход;
вошла она светом
в молчание вод.

И вечно живое
притихло в волне
с людским одиночеством
наедине.

Это не ты среди камыша
журчишь, вода золотая
речная, — это моя душа.

Это не птица, спеша
к радуге зеленокрылой, крылья
раскрыла, — это моя душа.

Это не ты, сладко дыша,
стала под ветром розовоцветной,
ветка, — это моя душа.

Это не ты течешь из ковша
заката, песенный ливень
неодолимый, — это моя душа.

Стелется небо в синем беге,
сходит на землю наяву.
Жизнь, окунись и кань навеки
в эту земную синеву!

Над погруженным небосклоном
так и стоять бы, как стою.
Высь на земле, лазурь в зеленом!
Только движенье — и в раю!

Душа и тело за причалом
и жизнь — как отсвет синих вод.
Это конец, а было началом.
Синее русло! Синий исход!

Коснуться плеча,
коснуться волны,
коснуться луча,
коснуться стены.

Поверхность души
под ласкою рук.
Касание струн
и вечность вокруг.

Вижу я в черных грозах
твою золотую россыпь.

Из какого металла
небо тебя ковало?

Ты пролилась из розы,
эссенция тучи грозной?

Ты со звезды упала,
дрожь красоты небывалой?

Молния — блеск мгновенный
женственности нетленной…

Девятым магнитным валом
тридевять ты просверкала!

И, в дрожь меня бросив,
застыла холодной бронзой…

Когда — в ночи — века являют
всей красоты своей сиянье,
земли глубинное единство
объемлет своды мирозданья.

И наша жизнь постичь разгадку
существования стремится:
мы все — равны, мы все — царями
земли. Она одна — царица.

Ее бескрайний слышим голос,
огромный лоб ее над нами,
и собраны мы воедино
ее могучими руками.

И плоть людская — твердь земная,
и кровь людская — океан,
всех нас ее огонь сжигает,
всем нам единый воздух дан.

Она — навеки — вместе с нами,
и мы — навеки — вместе с ней;
за кратость жизни позволяет
узнать о вечности своей.

И нас высоким озареньем
земная одаряет твердь.
И нам надеждой: остаемся
в ней, что не знает слова «смерть».

Что за яркий обман —
золотом и темнотою!

(В этой плоскости света
можно ли существовать?)

Что за игры азартные
у солнца со скалою!

(В той излучине мглы —
умирать?)

Все вечера
и с вечера до утра
пели птицы о птичьих красках.

(Не о раскраске
утренних крыльев ясных
в брызгах солнечного серебра.

Не о раскраске
вечерних грудок атласных
в искрах солнечного костра.

Не о раскраске
полдневных клювов алмазных,
которые вместе с цветами гаснут,
лишь придет ночная пора,
и — как мишура —
не зажигаются до утра.)

Воспевали иные краски —
рай первозданный,
который люди ищут напрасно,
тот рай,
что знают прекрасно
птицы, цветы и ветра.

Птицы, цветы и ветра —
благоухающие соцветья,
радужные веера…

Иные краски —
краски немеркнущей сказки,
сновидений цветная игра.

Все вечера
и с вечера до утра
пели птицы о птичьих красках.