Марина Хлебникова - Проверка слуха

Деревянный Буратино
на картонном пианино
нам играет сонатину,
сонатину ля-бемоль.
Улыбаемся картонно,
восхищаемся картинно:
— Ах, какая голубая
в третьем такте нота соль!..
…Соль пылится в тусклой банке,
на окне сухие мухи,
и в картонном пианино
только пыль и только моль…
Мы совсем не тугоухи,
просто нам от пуповины
до залысин быть в подранках…
До… ми… боль…

А нынче все каются —
Иуды и Каины,
Умело припрятаны
Людские лукавины.
На новых подрамниках
Облезлыми кистями
Малюются старые,
Но вечные истины:
Что нынче все каются,
Святые и грешные —
Орлы перемаются,
Прикинувшись решками…
…Ведь нынче все каются…

Шесть лет на аутодафе,
Шесть лет — отсрочки приговора.
Бродяги, нищие и воры —
За войны, за голодоморы,
За жизнь в аду, за наговоры,
За страх, забивший рот и поры —
Шесть лет на аутодафе.
В себя отчаянно плюют
И тешат мир, и сами рады…
Пошли же, Боже, им приют
Не в самом жарком месте ада!..

Не жгите архивы, имущие, длящие власть!
Сжигая ступени, нельзя устоять на площадке,
Не вынуть и камня из этой стовекой брусчатки,
Страшась, как в безумье, в глухое беспамятство
впасть…
История — девка идет по удобным рукам…
История — дева, как трудно хранить ей невинность! —
Сегодня сечет невиновных, а завтра повинных…
Не жгите архивы — мы снова придем к тупикам.

Буду жить, как трава, как песок,
как усталость, как вера, как ноша…
Будет жизнью моей припорошен
каждый камешек и колосок.
В мире формул и сложных структур —
объяснённых и необъяснённых —
буду жить и пропеллером с клена
ежегодно слетать на бордюр.
Буду жить и кружится легко
тополинкой какого-то мая,
до последнего мига не зная —
для чего…

Все города, в которых не жила,
но так хотела жить — до заиканья! —
границами, барьерами, веками
отделены…
Помпейская зола
с мадридской кровью, с глиной палестин
размешаны…
Для будущих крестин
Байкал нацедит чашу до краёв!..
Но буду я — не я
в восьмом кругу,
в цепи небесконечных превращений:
вдруг я рожусь в Перу или в пещере
тому вперёд или тому назад сто лет?..
И может, лишь желание моё —
прапамять,
заключенная в скелет —
зацепится за недробимый атом:
жить где-нибудь в Москве,
ругаться матом
по поводу чего-нибудь вообще,
что в данной жизни непереводимо…
Что ангел говорит? Не брать вещей?
Париж… Мадрид… Венеция…
Я — мимо.

Сели Вася с Ваней,
выпили по первой.
Обсудили Маню —
осудили стервой.
Огурец солёный
покрошили мелко,
под стопарь Алёну
осмеяли целкой.
Третью опрокинув,
зажевали луком —
вспомнили про Нину:
всем, мол, сукам сука!..
К пятой подбираясь,
расслюнявив губы,
вывели, что Рая —
класс, но голос грубый…
Ноги бреет Алла,
шарму нет в Тамаре…
баб ещё — навалом,
жалко пусто в таре!

Мы иногда скучаем ни о ком,
И никому лениво ставим свечи,
Но вдруг спокойно дотлевавший вечер
Взрывается горластым петухом:
А просто так! И просто ни с чего!
Для детворы, друзей и друг для друга
Кружится серпантиновая вьюга
И конфетти летит из рукавов.
О перебитых чашках не скорбя —
Пусть всё вверх дном, и к черту пересуды!
Ведь если кто-то рядом хочет чуда,
То можно сделать чудо из себя.
Ну, просто так! И просто без причин —
Любая радость не бывает зря…
Дай Бог, чтоб никогда не разучились
Мы делать праздник без календаря…

Не по травке идём мы стриженой —
Было зелено — стало выжжено,
Было солнечно — стало пасмурно,
Не беда, дружок! Будем с насморком!
Ямы с кочками — всё нам поровну,
И дорога нам в одну сторону.
Не тобой, не мной жизнь промеряна,
Была выжжено — станет зелено.
Добрый день с тобой метим колышком —
Было пасмурно — встанет солнышко!

Нет абсолюта, есть полутона,
Есть свет и тень на гранях мирозданья.
Ты заварил нам кашу, сатана,
Добро и зло столкнув в одном созданьи

И на изломе всех противоречий,
В любви, вражде, мятежности идей
Рождалось в человеке человечье
И закреплялось памятью людей…

Людская память — наше оправданье:
Беспамятство с безумьем — две сестры.
Ни Богово, ни чёртово созданье —
Людская память — правило игры!

Казалось мне, бегу я по спирали,
А оказалось — гонки по кольцу…
Казалось, бью я подлость в честном ралли,
А оказалось — близких по лицу…
Казалось мне, ещё одно усилье
И взвешу точно «против» все и «за»,
А оказалось, пузырилась мыльно,
И мыло разъедало мне глаза…
Казались мне нелепыми сомненья:
Мир чёрно-белый в зрении щенка! —
А оказалось, чуть сместились тени,
И вот уже моя горит щека…

Без России поэта нет,
Будь он тысячу раз скандален —
Если Русью рождён поэт,
К ней навеки он прикандален.
Болью, памятью тёмных лет
Врос в берёзы, в дожди косые,
Без России поэта нет,
Как и нет без него России…

По рельсам и по взлетной полосе,
по тропам, по проселкам, по шоссе,
по снегу, по песку и по росе
летят, бегут, спешат куда-то все…
Бегут к заботам или от забот,
бегут к любимым и наоборот…
Бежит Земля — раз в сутки оборот,
бегут года, круша по рекам лёд.
Бежит ручьями талая вода,
всё движется куда-то…
Но куда?..

В вашей коллекции нет ни открыток, ни бабочек,
вас не манит терпкий дух затерявшихся лавочек.
Пыльные книги, монеты и марки старинные
не заставляют листать вас каталоги длинные…
Ваша стихия — простая замочная скважина,
щель в занавесках,
чужая изнанка неглаженная…
Грустно не то, что изнанка смакуется гнусно,
грустно, что вам самому не становится грустно…

В Одессе зима —
дождливая и туманная…
В Одессе зима —
неискренняя и обманная…
В Одессе зима —
двусмысленная, изменчивая…
В Одессе зима —
капризная южная женщина…

О смерти помнить — значит, щедро жить.
О смерти помнить — значит, не дробиться!
Собою торопиться напоить,
И не бежать, чтоб самому напиться.

И пусть не каждый — бурная река,
Но — капля! Но — колодец! Но — ручей!
Была б в воде прозрачность родника
И чистая нетронутость ключей.

Не сдержишь жизнь забором и замком,
Пожадничав, прольёшься каплей скудной!
Memento mori — голову на кон —
Открыто, честно, ярко, безрассудно!