Михаил Исаковский - Стихи и песни

Охота ему, Тимофеичу,
хоть раз похвалиться обновкою,
Хоть раз не стоять сиротою
у желтых хозяйских ворот;
Пойти бы ему, Тимофеичу,
и, медной сверкая подковкою,
С ребятами, с девками вместе
веселый водить хоровод.

Пройтись бы Степану по улице,
уйти б луговыми дорогами,
С любовью бы встретиться радостно
на тех на крутых берегах…
Но все батраки и батрачки
на свет рождены босоногими,
Как видится, им не положено
ходить по земле в сапогах.

Нарядов у доли батрацкой
проси, да не очень запрашивай,
Довольствуйся, мальчик, работой
да черного хлеба куском.
Опорки да лапти имеешь, —
носи, да не очень изнашивай:
Износишь, Степан Тимофеич, —
пойдешь, золотой, босиком.

Холодный, голодный —
я в людях зимую и летую,
Чужие поля убираю,
чужую скотину пасу.
А где мое счастье — не знаю,
а где моя радость — не ведаю, —
В каком они скрылись
дремучем лесу?

В какую темницу заброшены,
какими цепями привязаны?
Услышат ли голос мой громкий,
пришлют ли хорошую весть?..
Есть мудрая книга на свете,
в которой о счастье рассказано,
И, может быть, мне предназначено
ту книгу найти и прочесть.

Так дайте же, добрые люди,
так дайте же мне наставление,
Чтоб знал я — куда и какая
ведет человека тропа;
Чтоб мог я не хуже, чем писарь,
составить любое прошение,
Чтоб мог понимать по-печатному
нисколько не меньше попа!

Нашел бы я книгу старинную,
нашел бы тогда справедливую,
Над ней бы и в полночь, и в заполночь
сидел, не жалеючи глаз.
Узнал бы доподлинно-точно
про ту про дорогу счастливую,
Которую недруги злые
веками скрывают от нас.

Созвал бы друзей да приятелей,
собрал бы я толпы несметные
Из всех деревень и селений,
из всех обездоленных стран;
Сказал бы: послушайте, люди, —
друзья вы мои безответные, —
Про что вам сегодня расскажет,
о чем прочитает Степан.

Узнайте, за что нас не любят,
за что нас забили, затукали,
За что посылают
живьем на погост…
Напрасно, Степан! —
Не угнаться тебе за науками, —
Науки далёко отсюдова,
науки — за тысячу верст.

А версты туда не измерены,
а тропы туда не проложены…
Напрасно, Степан Тимофеич!
Науки от всех батраков
Глубокой рекою отрезаны,
высокой горой отгорожены
И заперты там
на двенадцать замков.

За лесом за темным
дорога проходит железная,
Над той над железной дорогой
зеленая светит звезда.
По той по железной дороге
быстрое, чем птица небесная, —
Степан Тимофеич видел, —
летят по ночам поезда.

Вагоны проносятся мимо,
сверкая, как радость далекая,
Вагоны проносятся мимо
и тают в тумане, как сны.
Вздыхает Степан Тимофеич,
тоскует душа одинокая,
Да некуда ехать Степану,
да нет у Степана казны;

Да все батраки и батрачки
на свет рождены пешеходами,
И целую жизнь неприкаянно —
навстречу зиме и весне —
Идут эти люди усталые,
бредут со своими невзгодами
По темной Российской империи,
по грустной российской стране.

Их босые ноги изранены,
их буйные головы свешены,
Одёжа покрыта заплатами,
мешки и котомки пусты…
А ты не грусти, Тимофеич,
не вечно же будем мы пешими,
Настанет пора благодатная, —
поедешь, товарищ, и ты.

Твою домовину сосновую
поставят в телегу скрипучую,
Быть может, какая старушка
слезинку смахнет не спеша,
Какой-нибудь дядя степенный
усядется молча за кучера, —
Чего же еще, Тимофеич,
потребовать может душа?

Иди-ка, Степан Тимофеич,
коров собирай да сосчитывай,—
Уже опускается солнце,
пора подвигаться к жилью.
Степан Тимофеич становится
на кочку под куст под ракитовый,
Степан вынимает из сумки
кленовую дудку свою.

И дудка запела кленовая
о той ли о гордой красавице,
Что молодцу сердце изранила,
другого нашла жениха…
Крестьянским коровам, наверно,
печальная музыка нравится,
И тихо выходят коровы
на зов своего пастуха.

А дудка поет, разливается,
что жизнь пролетела, промчалася.
Что все-то дороги исхожены,
что пройдены все большаки.
А радость на тех на дорогах
ни разу еще не встречалася,
А только на тех на дорогах
царевы стоят кабаки…

Плывут облака белокрылые,
уходят в просторы безвестные,
Березы качаются белые.
закат за рекою горит.
Коровы сошлись полукругом,
стоят и молчат, бессловесные,
А дудка все плачет и плачет,
и плачет, и говорит.

Она говорит-приговаривает,
что больше и маяться нечего,
Что время настало Степану
лежать под сосновым крестом…
И умер Степан Тимофеич
осенним безрадостным вечером
Под тем ли зеленым ракитовым,
под тем ли под частым кустом.

В наследство потомкам осталась
лишь дудка его деревянная,
Да палка еще оставалась,
да новая пара лаптей…
Давно уж сравнялась с землею
могила его безымянная,
Давно заросла, затерялась,
и все позабыли о ней.

Весной на заре
заиграли, запели гармоники,
На все голоса разливаясь,
на все рассыпаясь лады,
Про то, как степями широкими
да ехали красные конники,
Про то, как Семен да Михайлович
просил у казачки воды;

Про то, как врагу-притеснителю
последняя служба отслужена,
Про то, как машину стальную
привел комсомолец в село…
Ты слышишь, Степан Тимофеич, —
то радость твоя обнаружена,
То счастье твое долгожданное
к тебе на могилу пришло.

Вставай же, Степан Тимофеич!
Разбей свою горницу тесную,
С ребятами, с девками вместе
на пашню веди трактора.
Тебе на Ивановской фабрике
соткали рубашку чудесную,
Тебе сапоги приготовили
московские мастера.

Вставай же, Степан Тимофеич!
Заря разгорелась широкая,
Во ржи перепелки запели,
выходит луна за рекой.
Зазноба твоя ненаглядная,
Наташа твоя черноокая,
К тебе на свидание вышла
и машет навстречу рукой.

Вставай же, Степан Тимофеич!
дороги проведены торные,
По тем по дорогам поедешь
в какие захочешь края.
Не серые волки лесные,
не хищные вороны черные,
А всюду, на всех перекрестках,
тебя повстречают друзья.

Вставай же, Степан Тимофеич!
Вставайте, раздетые, босые,
Чьи годы погибли бесследно,
чьи жизни погасли во мгле,
Чьи русые кудри не чесаны,
чьи темные хаты не тесаны,
Чьи белые кости разбросаны
по всей необъятной земле;