Педро Кальдерон - Жизнь - это сон

Божьи персты начертали,

Выразив в тайных знаках

На стольких листах лазурных

Письменами златыми

То никогда не обманет.

Обманывает, кто хочет

С замыслом нечестивым

Те знаки прочесть и проникнуть

Волю неба. Отец мой,

Чтоб избежать проклятья

Природы моей, превратил

Меня в человека-зверя.

И если бы даже я,

Человек благородной крови,

Великодушной воли

И благодушного нрава,

Родился кротким и тихим,

Достаточно было б такого

Характера воспитанья

И распорядка жизни,

Чтобы дикими стали привычки.

Дивный способ смягчить их!

Если бы вам сказали:

"Чудище в виде зверя

Убьет тебя" - вы бы стали

Ждать его пробужденья,

Если б увидели спящим?

Если б сказали: "Шпага,

Что к поясу ты привесил,

Убьет тебя", было б странным

Средством избегнуть смерти

Вынуть ее из ножен

И прямо к груди приставить.

Если б сказали: "Бездна

Водная станет твоею

Серебряною гробницей",

Вы не стали б кидаться в море,

Когда оно гордо подъемлет

Белые острые гребни,

Крутые хрустальные пики.

То же с отцом случилось,

Как с тем, который, пугаясь

Зверя, его пробуждает;

Как с тем, кто шпаги страшится

И ее обнажает; как с тем,

Кто в бурное кинулся море.

А если и были (внимайте!)

Гнев мой - уснувшим зверем,

Ярость - шпагою в ножнах,

Суровость - затихшей бурей,

То ведь победишь едва ли

Жестокостью и произволом

Судьбу, а скорей раздразнишь,

И кто победить намерен

Судьбу свою, должен делать

Это с умом и терпеньем.

Когда еще зло не свершилось,

Если даже его предвидишь,

От него не уйти и не скрыться;

И даже если разумно

Укрыться от зла возможно,

То лишь в момент свершенья

События - нету силы,

Чтоб свершиться ему помешала.

Пусть будет примером это

Зрелище, этот странный

Случай, шаг этот дикий.

Что может быть необычней,

После всех этих мер суровых,

Чем отца поверженным видеть

И усмиренным монарха?

Было то волею неба:

Как ни тщился ее победить он,

Не сумел. Так сумею ли я,

Не равный ему в сединах,

В науках и разуменье,

Победить ее?

(Королю.)

Встань, сеньор,

Дай мне руку, и если небо

Тебя обмануло и ты

Ошибся, его стараясь

Победить, - с головой склоненной,

Покорно жду твоей мести,

К стопам твоим упадая.

Басилио

Сын мой, - ибо поступок

Благородный опять возвращает

Сердцу тебя, - ты принц!

Тебе и слава и лавры

Подобают; и победил ты,

Своими делами увенчан.

Все

Да здравствует Сехизмундо!

Сехизмундо

И раз одержать стремится

Мой дух большие победы,

Сегодня главною будет

Себя победить. Астольфо!

Дайте руку Росауре;

То долг за честь, и сегодня

Вернуть его обещал я.

Астольфо

Хоть правда, что я в долгу

Перед нею, не забывайте:

Она безродна, и я бы

Сделал низко и подло,

Женившись на женщине, кто...

Клотальдо

Подожди, не спеши, помедли!

Росаура столь благородна,

Сколь ты, Астольфо, и шпагой

Я защищу эту правду.

Она - моя дочь, и довольно!

Астольфо

Что сказал ты?

Клотальдо

Пока не увижу

Замужней ее и спокойной,

Решил я хранить эту тайну.

Это длинная повесть.

Говорю вам: Росаура - дочь мне.

Астольфо

Но если так, то сдержу я

Слово.

Сехизмундо

А чтоб Эстрелья

Безутешною не осталась

И поскольку она теряет

Храброго, славного принца,

То я своею рукою

Обвенчаю ее с супругом,

Что, его по заслугам и сану

Не превысив, ему не уступит.

Дай мне руку!

Эстрелья

Удача выше

Той, что я ожидала.

Сехизмундо

Клотальдо! Тому, кто честно

Служил отцу, подарю я

Мои объятья и милость,

Какой он только попросит.

Один из солдат

Раз того, кто тебе не служил,

Почитаешь, - мне, кто явился

Причиной всех беспорядков

И тебя избавил от башни,

Где ты находился, что дашь ты?

Сехизмундо

Башню, и чтоб никогда

Из нее ты не вышел, - до смерти

Ты будешь сидеть под стражей.

Уже позади измена,

Так разве изменник нужен?

Басилио

Твой ум нас всех удивляет.

Астольфо

Твое превращенье чудесно!

Росауpa

Как ты справедлив и разумен!

Сехизмундо

Что дивит вас? Что изумляет,

Если был мой наставник - сон,

И сильно я опасаюсь,

Что вдруг проснусь, оказавшись

Снова в глухой темнице?

А если так не случится,

То ведь присниться может.

И вот я пришел к тому,

Что все-то счастье людское

Проходит как будто сон,

И его упустить не хочу я,

Пока мне оно причастно.

Молю вас простить за ошибки,

Ибо прощать благородно

И свойственно человеку.

Конец

^TПРИМЕЧАНИЯ^U

Настоящее издание является наиболее обширным собранием пьес Кальдерона на русском языке. Цель его - дать по возможности достаточное представление о многообразии кальдероновского таланта. Большинство переводов были выполнены специально для настоящего издания. Два перевода - "Дамы-невидимки" Т. Щепкиной-Куперник и "Спрятанного кавальеро" М. Казмичова - являются переизданиями. "Апрельские и майские утра" и "Дама сердца прежде всего" в переводе Т. Щепкиной-Куперник были взяты из ее архива и публикуются впервые. Перевод Ф. Кельина "Саламейского алькальда", сделанный много лет назад, был заново пересмотрен переводчиком и также публикуется впервые.

Что касается принципов перевода, то в пределах настоящего двухтомника редакция сознательно не предъявляла переводчикам ультимативных требований. Читатель легко заметит, что в выборе тех или иных метрических и строфических соответствий переводчики руководствовались собственной интуицией в передаче необыкновенного разнообразия форм испанского сценического стиха. Такая позиция редакции объясняется ее нежеланием делать категорические рекомендации в вопросе, где еще почти все спорно. Практика переводов испанской стихотворной драмы XVII века обнаруживает колебания от классических четырехстопных ямбов и хореев и белого пятистопника карамзинско-пушкинской эпохи до раскованного тонического стиха блоковского "Балаганчика". Кроме того, поэтам с очевидно разной индивидуальностью пришлось бы подлаживаться под уже готовые образцы (например, под переводы Т. Л. Щепкиной-Куперник, хотя и выдающиеся по своим поэтическим и сценическим качествам, но отнюдь не обязательные по проводимым там принципам стихового соответствия). Редакция стремилась к посильной унификации в пределах возможного: подача ремарок, единообразная передача имен собственных, хотя и тут в отдельных случаях она сочла возможным сохранить дублетные транскрипционные формы типа Инес - Инеса, Леонор - Леонора. Трогать ткань переводов покойной Щепкиной-Куперник ради формального единообразия она не посчитала нужным. Тем более что вопросы транскрипции испанских имен (да и не одних испанских) ждут своего решения в гораздо более широком плане, чем двухтомник Кальдерона.