Льюис Кэрролл - Фантасмагория и другие стихотворения

«Теории плодят сомненья,
А ближний, я не исключенье,
Нам дан не ради осужденья».

Она разгневана, как волк,
А он шел в тьму наискосок
И тростью исследил песок.

Валькирией, средь страсти, бреда,
Она сражалась до победы,
Чтоб слово вымолвить последней.

Мечтая, словно ни о чем:
Сказала, созерцая шторм,
«Мы дарим больше, чем даем».

Ни «да», ни «нет» в ответ, но светел
Он стал, сказав: «Наш дар — лишь ветер», —
Он сам не знал, что он ответил.

«И есть тогда, — сказала так, —
Сердца, что могут биться в такт.
Что гонит вдаль их? Мир? Сквозняк?»

«Не мир, но Мысль, — он ей в ответ, —
Безбрежней моря в мире нет,
Ведь Знаний тьма — ведь Знанье свет».

Ее ответ упал сурово
На его голову свинцовым,
Огромным слитком полпудовым:

«Величье с Благом свет льют вечный
Но легкомыслен, опрометчив,
Кто каламбурит век беспечно.

А кто, куря, читает «Таймс»,
А в Рождество идет на фарс,
Преступным кажется для нас!»

«Ах, это правило подчас, —
Стеня, зардевшись и стыдясь,
Сказал, — сложней, чем преферанс».

Она спросила: «Отчего же?»
Свет мягкий ощутив на коже,
Воскликнул он: «Не знаю, боже!»

Волною золотой пшеницы
К монахам в окна свет стучится,
Природный цвет дав рдевшим лицам.

Взгрустнув, что он краснел, ославясь,
Сказала горько: «Нам на радость,
Величье побеждает слабость».

«Ах, истина, ты хуже бремени, —
Сказал, — ты так несвоевременна,
Не лезешь в лоб, тяжка для темени».

И покрасневши в первый раз
Сказала хладно, напоказ:
«Она тяжка, но не для вас».

Она опять взглянула строго.
И он взмолился: «Ради бога!»
Она смягчилась хоть немного:

«Ведь эта мысль, — хоть вы с трудом
С ней миритесь, — ваш мозг умом
Вдруг осветила, скрывшись в нем.

Лишь тот, кто плакал, тосковал,
Вместить способен идеал,
Что высшим Знаньем осиян.

Как цепь, что все соединяет,
Как колесо, что поднимает,
Нас Мысль Познаньем озаряет».

На этом он расстался с ней.
Никто из них не шел быстрей.
А он казался все мрачней.

Изъели волны брег в мочало,
Она прелестно поучала,
А он молил, как и сначала.

Она смягчала «сладкий» тон,
И монолог был оживлен,
Как трутень неуклюж был он.

«Из мела не удастся нам
Сыр получить», — слова к словам
Аккомпанируют шагам.

Но голос звучен был, бесспорно,
Она спросила вдруг: «Который?» —
То высший миг был разговора.

В тупик поставивший ответ
С пещерным эхом слившись, след
Утратил в волнах — без примет.

Он сам не знал, что отвечал ей,
Как лук, стреляющий случайно,
Но мимо слуха — от отчаянья.

Ответа ей его — не надо,
С опущенным свинцовым взглядом,
Шла, словно нет его с ней рядом —

И били больно, как кулак,
Ее вопросы «Что?» и «Как?»
И силлогизмов дикий мрак.

Когда ж, устав зря, бестолково,
Просил он объяснить два слова,
Она все повторила снова.

Пренебрегая явно Смыслом,
Сказал он, ведь, вскипая, кисли —
В агонии ужасной — мысли:

«Ум — роковая нам награда,
Абстракций, совпадений чадо,
Такое ж, как и мы! Не правда?»

Тут ее щеки запылали
Уста надменно замолчали,
Но даже молча подавляли.

Теперь ответ — её — не нужен,
Взгляд словно камнем перегружен,
Умчаться бы! — Но он недужен.

Она слова его бичует
Без промаха, как кошка, чуя,
Где птичка в темноте ночует.

Его ум бросив на лопатки,
Разоблачив до кости гладкой,
Мысль излагала по порядку:

«Но люди ль люди? И прильнут
К потоку ль дум — взять ту одну,
Росе подобную, вину?

И лихорадочный глаз наш
Сумеет ли узреть сквозь кряж
Тщеты — мучительный мираж?

Услышим ли немые крики,
Им полон воздух, ведь великой
Вновь кровью налились все блики?

Как дышит луг янтарным светом,
И как парит в тьме беспросветной,
В граните ночи — шлейф кометы?

Среди ровесников, став сед,
Ты, человек, сквозь толщу бед
Узришь ли молодости след?

Нам прошлое приносит звук —
То подолов шуршащий круг,
И пальцем в дверь легчайший стук.

Но в час мечты, в полета час
Унылый призрак зрит на нас
Из глубины стеклянных глаз.

То призрак суеты сует,
Ведущий в лес дремучих лет,
И стынет кровь — и жизни нет».

У фактов вырвала из губ, —
С восторгом зверя, а он груб, —
Святую правду, словно зуб.

Круг мельниц встанет, как немой,
Когда всю речку выпьет зной,
Так и она молчит. — Покой.

Так после тряски, шума, гвалта
Шел пассажир, ища прохладу,
Когда домчался, куда надо:

Средь суматохи — сбой моторов
Лишь слышен, но по коридору
Носильщик бархат топчет скоро.

Со взглядом, ищущим преград,
Беззвучно губы мысль твердят,
И вечно хмурен ее взгляд.

Он радостно смотрел: полна
Покоя даль, и спит волна
В молчанье мертвом, а она

Клочок пространства созерцала,
И словно эхо повторяла
Круг мысли стертой — все сначала.

Но он не мог расслышать ухом,
Хоть оно чутко, а не глухо,
Что говорила она сухо,

На береге волны печать,
Как принялась рукой качать, —
Вот все, что он сумел понять.

Он видел зал — как бы сквозь сон —
С гостями в мрак был погружен,
Все ждут… — Кого ждут, знает он.

Они, поникнув, не уснули,
Но каждый съежился на стуле,
Глаза отчаяньем блеснули!

Не разговорчивей креветок,
Мозг сух от скорби беззаветной,
Вы не дождетесь их ответа —