Василий Бетаки - «Калейдоскоп» – тринадцатая книга стихов (2006–2007 годы)

Но мне, увы, невнятна цель…

Я видел города в горах,

Верблюдов в солнечных степях

И троллей в северных лесах,

Я видел гору Сен-Мишель…

Лечу «туда, не вем куда»

Найти бы «то не знаю что»…

Я должен странствовать всегда…

Седлом набил я место то,

Проехал тысячи страниц…

И что нашел я? пенье птиц?

Ну жаворонок над травой,

Да свет небес над головой…

И вновь скачу, неутомим…

Холм за холмом… А что за ним?

Сэр, ну куда Вас понесло?

Пусть я до дыр протёр седло,

Я понял, что такое даль:

Она сама и есть Грааль!

9 августа 2006

Петербургу

Мне надоело мёрзнуть на ветрах

Полуморозов полунаводнений,

Мне надоело мёрзнуть в катерах

Из-под мостов бегущих в царство теней,

Мне надоели сбывшиеся сны

Шемякинской ли, восковой персоны,

Граниты петропавловской стены,

Скукоженные зло и полусонно,

Мне надоело мёрзнуть просто так,

И та зима была мне не по силам,

Пока она ворочалась в домах,

Тех, сколь холодных, столь и некрасивых,

Знакомыми набитых по карниз,

Трещавших от надутых воскресений,

Мне надоело мёрзнуть, рваться из

Промозглых ожиданий предвесенних,

Мне надоела истинность дождя

Долбящей искренностью поученья,

И бесконечные «круги своя»,

Расчитанные лишь на возвращенья…

Мне надоело мёрзнуть, на часах

Оружие столетий охраняя,

И в еле шевелящихся лесах,

Забывших, как скрип отличить от лая.

11 августа 2006

Когда двадцатый век расхвастался богатством,

И лик его предстал, травим и насеком,

Он сам себе не смел в невнятности признаться,

Чтобы в себя взглянуть фасеточным зрачком.

На вогнутой стене всё зримей проступают

Таинственных нимфей болотные мазки,

В цилиндре из стекла – раскрошен и запаян –

Собор, дробящийся на отблески реки.

Рассыпалась в волнах закатная осанна.

Изрубленный туман упал, свернулся, сник.

На скатертях подгнили яблоки Сезанна,

В подсолнухи Ван Гог запрятал жёлтый крик.

Белёного Пьеро сгоняет в тень кулисса,

И Маха сонная раскинулась в траве,

А в танце сплетены по прихоти Матисса

Пурпурные тела на нервной синеве.

Портрет зеркальностью беспечной раскрошили:

В стеклярусах дробясь, зовёт жонглёров Климт,

И с похотью смешал уродство жизни Шиле,

Фигуры утопив в оттенках жидких глин.

Разъята музыка на струны и колонны,

(Козлёнок ли, абсент?

…И шаль взлетит волной)

Пикассо, бычьим злом и лампой опалённый,

Играет на землю обрушенной луной.

И помня, что над миром властно только Слово,

Что в нём заключено начало всех начал,

Над вечной нищетой, над скукой местечковой

Влюбленные взлетят, как им сказал Шагал,

А в миг, когда Дерен протиснется сквозь темень,

И сутинских шутов накроет тень земли,

С брезглтивостью глядит растёкшееся время

В тестообразный мир Сальватора Дали:

Тягучести его ни в клочья разорваться,

Ни плоть свою слепить в один весомый ком,

Чтоб смог хаос веков в невнятности признаться,

И в глубь себя взглянуть фасеточным зрачком.

Никогда Европа не была ни раньше, ни поздней, так противоречива, так парадоксальна, как в четырнадцатом – шестнадцатом столетиях. Жанна д’Арк и Лукреция Борджиа – вот два женских лика времени, словно бы исключающие друг друга.

…А Вийон? Воплотив в себе одном всю несовместимость разнообразных до бесконечности граней эпохи, Франсуа Вийон такое же воплощение Ренессанса как, хотя бы, Леонардо да Винчи. Парадоксальность его стихов – частица парадоксальности не только жизни поэта и вора, пьяницы и вечно влюблённого идеалиста. Это зеркало парадоксальности самого Ренессанса, который сгустил в себе величайший взлёт гуманистических идей – и бесчеловечность казней, неповторимые вершины почти всех европейских литератур – и низменную корысть интриганов или отравителей, великую архитектуру, живопись – и беспредел площадной вульгарности быта…

«В поисках деревянного слона».

«Увы, где прошлогодний снег!»

Франсуа Вийон

Уж так устроен мир – не отмотать столетья.

Обратно в облака тот прошлогодний снег

Не всыпать.

И рубец не лечат той же плетью.

И сколько ни шагай против теченья рек,

А не отыщешь…

Прав был некий древний грек!

Но кто нам объяснит теперь, что время – странно?

Что каждому лицу найдётся антипод:

Во встречных зеркалах Лукреция – и Жанна.

А кто из них есть кто, сам чёрт не разберёт –

Как мысль невнятная, Река Времён туманна,

В любой излучине – событий разворот:

Звенит калейдоскоп по берегам Луары,

То светлых башен лес, то из деревьев лес,

Скользит квадратом тень от паруса габары

По отражению бесцветных, низких, старых

Не южных, но ведь и – не северных – небес…

А между тем вся медь с каштанов облетела,

На кучку злых руин, не ждущих перемен,

В Шинон, где восковым фигурам надоело:

Когда же, наконец, – штурм орлеанских стен?..

Анжер высокой неприступностью морочит

Мушкетов, алебард и пушек кутерьму,

Он – толстых башен строй, он связкой чёрных бочек,

Шестьсот весёлых лет топочет по холму.

Вот быстрый узкий Шер затерян в низкой чаще,

Парк Шенонсо зарос (тут фея – ни при чем!),

Дворец шести принцесс (не говоря о спящей),

Взлетает над рекой, цветами и мостом.

В аркадах шум воды, и рваными кругами

Пороги пенятся, играя с берегами.

Так гулкость галерей резвится на мосту,

Что ветер, суетясь и цветники ругая,

С платанов сдув листву, взлетает в пустоту:

А в небе – Амбуаз, и над водой так низко,

Вдруг тучку пронесёт, в расстеленном огне:

Мелькнёт закатом тень летящего Франциска

На сером в облаках (и в яблоках) коне.

И контур островка вдруг исказит бескровный

Над жёлтой над водой слегка скользнувший свет,

Минуя холм крутой с возвышенной часовней

Где Леонардо…

(Впрочем, может быть, и нет?)

Запутался в кустах и в мелколесье вздора,

На отмелях шурша, столетий мутный вал,

И в глубине лесов, где ноет мандрагора,

Вдруг – шахматный паркет гранёного Шамбора,

Вертлявых башенок бессонный карнавал.

В прозрачной вышине – аркады и колонны.

Над желтой крутизной взлетающий Блуа –

И шпилей тонкий взлёт, и первый взлёт Вийона,

И где-то хлопанье крыл спугнутой вороны,

И рифмой ко всему – король Гаргантюа.

Безвестный кабачок на склоне пожелтелом,

Где римский акведук над старицей висит –

Тут подают всегда к столу речную мелочь

Зажаренную так, что на зубах хрустит…

8-10 декабря 2005

«Под небом голубым…»

Анри Волохонский

В центре Рима