Виктор Гюго - Том 13. Стихотворения

Пусть на одни весы со мною,
В пудовых ризах, как в броне,
С любым монархом за спиною
Сам папа въедет на коне, —

Я и в одежде горца бедной
Перетяну их вес двойной,
Хотя бы тот король был медный,
А этот папа — золотой.

Мое богатство — только вера.
Я хмурюсь, гнева не тая,
Когда в монархе лицемера,
В мужчине труса вижу я.

Твоим предательствам нет счета,
Твоим обманам нет числа.
Мы разошлись у поворота;
Я — дух добра, ты — демон зла.

Я горд моею службой трону;
Ты платишь ненавистью мне.
Не бойся, я тебя не трону,
Летя на боевом коне!

Ты повелел в своей гордыне —
Стыдись! — чтоб день и ночь тебя
Монах твой славил по-латыни,
И по-кастильски — твой судья.

Нет, если дважды два четыре,
То льстец нечист, как басурман,
И никакие блага в мире
Не завлекут меня в их стан.

В своем дому ты смотришь строго,
Со мной надменен твой язык.
Ты слишком юн для педагога,
Я слишком стар как ученик.

Я враг словесной перебранки:
Когда смеются надо мной
Твой писарь — где-то в Саламанке,
Или в Хаэне — стряпчий твой;

Когда, стреляя за стеною
В грачей на башенных зубцах,
Ты сам смеешься надо мною,
Над тем, кто стены рушил в прах,

Побереги свою корону,
Смотри, чтоб Сиду не пришлось
Пинком швырнуть тебя в Херону
Или пощечиной — в Бургос!

Когда я здесь, под Сарагосой,
Засев в берлоге родовой,
Кусая ус, уже белесый,
Гляжу на стяг дырявый свой, —

Ты о защите к черным силам
Воззвал бы в страхе, если б мог.
В ночи угрюмым альгвасилам
Стеречь велишь ты свой порог.

Смешно, король! В любую пору
Твою взломать могу я дверь.
Не все ль равно Кампеадору,
Кто страж твой — человек иль зверь?

Спроси пажа иль кастеляна:
«Вон тот усатый, с бородой, —
О чем задумался так странно.
Какой он обуян мечтой?

Куда вперил он взор суровый,
Рыча, как зверь, что кость грызет?
Не сокрушит ли все оковы?
Не истребит ли он мой род?

И не измену ль замышляет?
Он с виду супостат и вор.
Кому он смерть уготовляет
В глуши своих проклятых гор?

Меж дроворубов и медведей,
Что там плетет он в тишине?
Не призовет ли всех соседей,
Чтоб отомстить обиды мне?

Когда бродяга не в темнице,
Намордник надобен ему!»
Нет, сир! Как вам царить в столице,
Так мне царить в моем дому!

Здесь — я ключарь моей свободы,
И я — хозяин этих гор.
Хочу — для всех открою входы,
Хочу — запру их на запор.

Живу — как Сиду жить угодно,
И оттого люблю свой дом.
Ты пожалел, что я свободно
Зеваю в логове своем?

Ты хочешь, видно, чтоб под старость
Я, Сид, вдали от ратных дел,
Смирив остывшей крови ярость,
Как пес твой, на цепи сидел?

Чтобы, захлопнутый в капкане,
Под стражей был я ночь и день?
Ступай! На бурю в океане
Намордник жалкий свой надень!

Король, дрожавший в бранном поле
И злом плативший мне с лихвой,
Да ты по праву ль на престоле?
Или отец державный твой

В гробу ворчит: «Он не мужчина!
Какой цыган родил его
И своего подкинул сына
На место сына моего?»

По мне, король, нет лучше пира,
Как после боя, вечерком,
Отведать с черным хлебом сыра,
Их крепким сдобрив корешком.

Не ты мне вверил эти горы,
Не ты мой ратный дух питал,
Не ты мне рыцарские шпоры
И родовые лены дал.

Мне были школою сраженья.
Король, сравним-ка нашу стать!
Ты мал, но в виде одолженья
Могу я на колени стать.

Пока ты празднуешь и «credo»
Читаешь дома поутру,
Я с бою горы Овиедо
И башни Кордовы беру.

Могу хвалиться этим смело,
Ты знаешь сам, что я солдат,
Что кожа Сида почернела
От шлема, поножей и лат.

Ты жертвой пал своей же злости;
Изгнав меня, ты стал смешон.
Позор — из дому выгнать гостя,
Безумье — Сида выгнать вон.

Во мне оплот твоей гордыне,
Мой рог еще твой помнит враг
И мнит, что тень моя доныне
Идет в ряду твоих вояк.

В аббатствах, в крепостях — повсюду,
Где сеет зло рука твоя,
За королевскую причуду
Несу ответ, как прежде, я.

Со мною ты — король, нет спора,
Один — ты нищего бедней.
Измерь клинок Кампеадора, —
Вот мера дел твоих и дней!

От Тахо до Альмонасида,
Во всех концах твоей страны,
Лишь боевые песни Сида
Звучат как музыка войны.

Испания гордится мною,
Народ вверяет мне судьбу.
Мой горный рог, сзывая к бою,
Разбудит мертвого в гробу.

Шагами грозными моими
Потрясена, земля дрожит.
Как триумфатор в древнем Риме,
Идет венчанный славой Сид.

Ирун, Коимбра — все смолкает,
Все вдаль вперяет робкий взор,
Когда, исторгнув меч, скликает
Своих бойцов Кампеадор.

Ни благородства, ни отваги!
Их легче, подлый лицедей,
Найти в ошейнике дворняги,
Чем в золотой цепи твоей.

Ты стер добра и зла границу,
Ты прикрываешь клятвой ложь.
Вероотступника десницу
Ты на евангелье кладешь.

Ты никогда не держишь слова;
Ты можешь, истово крестясь,
Пред чистой ракою святого
Из уст извергнуть ложь и грязь.

Пустых словес хитросплетенья!
Давно узнал им цену я
Уж лучше ветра уверенья
Да обещания ручья.

Твоя бесчестность возмутила
Вассалов, что тебе верны.
Любая речь твоя — могила
Для целомудрия страны.

И Сида лишь одно тревожит:
Что станет с ней, с моей страной,
Коль здесь предатель клясться может
И лгать у честных за спиной?

Пускай мои слова обидны,
Но, право, лучше во сто крат
В пяте смертельный яд ехидны,
Чем вероломства гнусный яд.

Я нынче горячусь немного,
Хоть вы король, а я вассал.
Не осуждайте слишком строго
За то, что правду вам сказал.

На нас налог взвалил ты новый,
Ты прибыл, может быть, за ним?
Король, мы в бедности суровой
Живем под знаменем своим.

И что нам ты с твоим отрядом?
Вглядись-ка, мы не мужичье!
Ни капелланам, ни алькадам
Здесь брюхо не набить свое.