Луис Камоэнс - Лузиады. Сонеты

Уже не пробудиться ей, и дара

Я не приму из вероломных рук.

Минуты счастья, пусть и скоротечной,

Не испытав в плену любовных уз,

Я прожил жизнь в печали бесконечной, —

И до того был тяжек этот груз,

Что радость мной утрачена навечно

И к радости утрачен всякий вкус.

Любовь обычно Разум побеждала,

Но требовало мужество иного.

И мир не видел подвига такого:

Любовь главенство Разума признала.

Вот новой боли новое начало!

Воспеть не в силах этот подвиг слово.

Но не должно быть чувство вечно ново,

Ведь кара бы тогда ослабевала.

В любви нет места слабости, мы знаем.

И побежденный в споре с каждым разом

Еще сильней становится стократ.

Но Разум, что Любовью побеждаем, —

Своя противосущность, а не Разум.

Его боюсь я, он мой супостат.

Ужасная Судьба! Жестокий Рок!

Зачем меня вы счастьем обольщали!

Мой каждый день вы розами венчали,

О, как я был от всех забот далек!

Но лишь затем узнать я счастье мог,

Чтоб горше мне казался вкус печали.

Все у меня вы сразу отобрали,

Двойное горе кинув мне в залог.

А лучше ль тем, кого ты невзлюбила,

О радость? Ты проносишься как сон.

И мы не знаем, вправду ли была ты.

Безрадостным один приют: могила!

Но беспощаден бытия закон,

И я не умер от такой утраты.

Над прожитыми днями размышляя,

Свою судьбу предвидел я давно:

Грядущее былым предрешено,

И, значит, горю нет конца и края.

Амур жестокий и Фортуна злая:

Вам сердце скорбное мое дано,

Чтобы, пока еще живет оно,

Его терзать и мучить, умерщвляя!

Но пусть любовь, наслышавшись молвы

Про бедствия мои, в преддверье казни

Мне шлет мечты, которые мертвы,

Пусть рок свиреп и полон неприязни —

Пока в душе моей сеньора, Вы,

Смотрю в глаза Фортуне без боязни.

Чего еще желать? Я с юных дней

Раздаривал любовь, но не всегда ли

Мне злобой и презреньем отвечали?

А вот и смерть — что требовать у ней?

Жизнь хочет жить — нет правила верней.

Страданья никого не убивали,

А там, превыше всей земной печали,

Прибежище нам есть от всех скорбей.

Но смерть не спросит о моем желанье:

Ни слез, ни горя нет в ее стране.

Все потерял я в горьком ожиданье,

Зато враждой пресытился вполне.

До смерти мне осталось лишь страданье.

Для этого ль пришлось родиться мне?

Блаженства прошлых дней, воспоминанья

О том, что Парки злобные умчали,

Я утопить хочу мои печали

В другой любви, — пускай в другом страданье.

Мой каждый день — беда иль ожиданье

Все новых бед, — и это не всегда ли?

Так для чего ж и вы меня обстали?

Мне горько и без вас существованье.

Все потеряв, чего достиг с трудом,

Прошу я память только об одном:

Того, что так прекрасно и далеко,

Не воскрешать. Я здесь, в глухой пустыне,

Не жизнь одну — сто жизней сброшу ныне.

О, как, воспоминанье, ты жестоко!

Амур, на мне истратив весь свой пыл,

Все мерзости испробовав и трюки,

Решил меня отдать Фортуне в руки,

Когда запас мучительств истощил,

А та, стараясь из последних сил

Затмить его в палаческой науке,

Наслала на меня такие муки,

Каких никто вовеки не сносил.

Преподавая горькие уроки

Всем, кто подвластен этим двум тиранам,

Я составляю свод моих мытарств

И боль мою переливаю в строки,

Поскольку не нашел иных лекарств,

Чтобы доставить облегченье ранам.

Фортуне ненавистна тишина, 747

Противен мир и чужд порядок божий,

Но если путь счастливый, непохожий

На пройденный, начертит мне она,

Душа воспрянет, Музой зажжена,

И лира станет звонче и моложе,

Чтоб Тежу там, вдали, на отчем ложе,

Внимая ей, застыл в объятьях сна.

Пока же эту немощную лиру

Преследует и гонит гнев Фортуны,

Не по заслугам Ваша похвала.

Пусть лучше восславляют Ваши струны

Иного — кто, как Вы, являет миру

Поистине великие дела.

Я мало жил. Был горек каждый час. 748

Нуждой унижен, я увял в расцвете.

Я и пяти не прожил пятилетий,

Когда мой день в безвременье погас.

Я воевал, скитался, я не раз

Искал лекарств от жизни, но на свете

Не созданы еще лекарства эти,

И ратный труд не осчастливит нас.

В прекрасной Португалии рожденный,

Я вырос на зеленых луговинах,

Но, вредоносным воздухом убит,

Вблизи утесов Африки пустынных

Я кинут рыбам в океан бездонный

И родиной возлюбленной забыт.

Таких созвучий, полных красоты, 749

Таких стихов в сладчайшем новом стиле

Мои труды еще не породили,

Мой стих явил лишь грубые черты.

А Ваш — родник, бегущий с высоты.

Вы Иппокрены ключ 750им посрамили.

Цветам, что Вы на Тежу возрастили,

Завидуют и Мантуи 751цветы.

Зато Вы небесами не забыты,

И Аполлон, пристрастья не тая,

Вручил Вам дар, какого я не стою.

Две наши музы равно знамениты,

Но только черной завистью моя,

А Ваша — несравненной чистотою.

«Что, Смерть, уносишь ты?» — «Улыбку мая».

«Когда ее взяла ты?» — «До рассвета».

«А кто она?» — «То ведает лишь Лета».

«Кто повелел тебе?» — «Судьба немая».

«Кто телом овладел?» — «Земля сырая».

«С душой что сталось?» — «Тьмой она одета».

«Что молвит Лузитания?» — «Луч света —

Марии взор затмился, угасая».

«Не ты ль убила?» — «Я лишь труп застала».

«Что говорит о ней Любовь?» — «Ни слова».

«Молчит?» — «Таков закон мой непреклонный».

«Что при дворе?» — «Тоска всех обуяла».

«Что там осталось?» — «Ничего живого».

«Чего ж недостает?» — «Улыбки доны».

Чиста и целомудренна, она

Решила в искуплении жестоком

Невинность, оскверненную пороком,

Избавить от позорного пятна.

Пусть честью красота умерщвлена:

Угасла жизнь, но, не подвластны срокам,

Любовь и верность, вечным став уроком,

В грядущие простерты времена.

Превыше благ земных веленье долга;

Был стан ее нежнейший сталью твердой

Пронзен, чтоб власть тирана кровью смыть.

Пример самоотверженности гордой:

Оборвалась короткой жизни нить,

Осталась память, длящаяся долго.

Гляжу: босой, без шляпы Аполлон.

В руках сияет лира золотая —

Сокровище, подруга дорогая —

И весело к ней обратился он:

«Моя отрада, музыка времен!

Я португалец, сын родного края.

Меня ж ты мавром делаешь, чудная, —

В какой наряд я ныне облачен!

Хоть мой народ одет весьма прилично,

Тепло, удобно — с головы до ног, —

Я вынужден одетым быть частично.

Дай мне хитон, и подари венок,

И вознеси на выси, как обычно.