Вера Меркурьева - Тщета: Собрание стихотворений

Изменившие, верьте – не верьте,
А изменой любви не разбить.
Раз любившим – до самой до смерти,
Разлюбивши, нельзя разлюбить.

Что там годы разлуки и скуки,
Что там всякие против и за –
Если трогают эти же руки,
Если смотрят всё те же глаза.

Мимо смерти пройдут без утраты.
Но задушит немая тоска –
Папиросы дымком беловатым,
Уголком надушенным платка.

Охладевшие дрогнут и плачут,
Из блаженных торопятся стран.
Если памяти злая игла — чуть
Тронет метку залеченных ран.

Его любви, ревнивой и стоокой,
Я не хочу – царя или раба.
Его души, и нежной и жестокой,
Я не возьму – не моего герба.

Но я приму – неласковой улыбкой –
Его тоску по ласковой по мне.
Но я хочу своею тенью зыбкой
Его дразнить, как зайчик на стене.

Слепить глаза скользящею игрою,
Что ближе – ярче, далее – слабей.
А надоест – я зеркальце закрою
И дам ему: играй или разбей.

Мягка подушка белая,
Легко ему лежать.
Присела я, несмелая,
На узкую кровать.

Прозрачна сетка синяя
У тонкого виска.
Безжизненнее инея
Холодная рука.

Лежи, лежи, недвижимый,
Обещанный судьбе.
Чем тише мы, тем ближе мы
К другому и к себе.

Что плачешь, мальчик маленький?
Закрой глаза свои –
Со снеговой проталинки
Плывущие струи.

Над раною сердечною
Сдвинь рук иероглиф –
И встреть улыбкой вечною
Последний свой отлив.

Сломана, отброшена и смята
Чья-то – чья? душа или мечта.
Он не тот, она не та – а я-то?
Кажется, и я уже не та.

Был прелестен танец трех пылинок
В дымном нимбе палевых ночей –
Ропот лунных, струнных паутинок,
Сон троим приснившийся – но чей?

Жаль – кому? мы и не мы, и немы.
Жаль – чего? печали даль ясна –
Разве мне – неконченой поэмы,
Только мне – несбывшегося сна.

Мы – дамы Грустной Маски,
Мы – рыцари Тоски –
Мы просим только сказки,
От счастья далеки.

День – в тягостном postiche’е [3] скоплении (фр.).
И суеты, и зла –
Мы ждем Летучей
Мыши Вечернего крыла.

Что в жизни старой нише
Нас пылью занесло –
Сметет Летучей Мыши
Бесшумное крыло.

Боль сердца глуше, тише,
Воздушней ломкий шаг –
Следя Летучей Мыши
Мелькающий зигзаг.

И в юности окраске
Сухие лепестки –
Мы, дамы Грустной Маски,
Мы, рыцари Тоски.

Вот только это и было –
Полоска света под дверью.
Гляжу и глазам не верю
Сама же я дверь закрыла.

За дверью – тайное имя,
Мое бессонное горе.
Ему я молюсь в затворе,
Ему я служу во схиме.

К холодному изголовью
Прижмусь – одно остается.
Должно быть, это зовется
В романах – вечной любовью.

Прости моему неверью.
Я чуда ждала — свершилось.
Ведь было же это, было –
Светившееся за дверью.

Трамваев грохот и скрежет,
Горячий мягкий асфальт.
Навязчиво ухо режет
Газетчика звонкий альт.

От двери к двери – любезный,
Вполне корректный отказ.
– Мы можем быть вам полезны,
Но – кто-нибудь знает вас? –

Меня не знает никто там.
О, сердце людей – базальт.
И дальше, к новым воротам,
И снова трамвай, асфальт.

Но этот жестокий город
Такой красивый и свой,
Что каждый мне камень дорог
В пыли его мостовой.

С моста – Далекого Вида
Легла золотая мгла.
И тонет в реке обида,
Уходит боль в купола.

Кто любит, тот не осудит,
Кремнистый не бросит путь.
Мой город милостив будет
К другому кому-нибудь.

Сразу сегодня дождь не выльется,
Тучи обида не уляжется,
Горестная стихнет, прихилится –
Заново проливнями скажется.
Жалуется громом на боль она,
Реки уносят гневный плач ее.
Только земля и удоволена –
Сонная, пыльная, горячая,
Жадная радуется – сушь ее
Смыта обиженною тучею.

Милая, стоны мои слушая,
Хвалит размеры и созвучия.

Опять открылись дождевые лейки,
А я без зонтика и без приюта.
Пойду хоть на бульварные скамейки,
Под ветками не так меня зальют-то.

Что ни скамейка, то и блузка в строчку.
Придвинусь я к полоске или клетке –
Все порознь разместились, в одиночку,
Никто не рад непрошеной соседке.

Все смотрят недоверчиво и строго
Из-под полей надвинутых, укромных.
Я и не знала, что в Москве так много
Влюбленных под дождем – или бездомных.

На подушках на пуховых
Нет угла для сна.
Жарче маков, роз пунцовых
Складки полотна.
Руки в кольцах, как в оковах,
Протяну – стена.

Душный сушит, душит, давит,
Тушит пламя свеч,
То приникнет, то оставит,
Но ни встать, ни лечь –
Прямо в сердце, в сердце правит
Свой палящий меч.

Ты даешь – до капли пью я –
Чаша мук пуста.
Дай отравную, лихую –
Заградить уста,
И – в прохладу смольной туи
Росного куста.

Не насмотреться мне, не наглядеться
На эту прядь волос, на этот рот.
– Уже уходите? (Куда мне деться?
Как оставаться мне? сейчас уйдет.)

Метелью летнею – июньским чудом –
Снежинки т о поля заносят вас.
Кому же я зажечь свою свечу дам?
Она тебе горит последний час.

– Вернитесь, дальний мой. (Коснуться еле
Твоих, не знающих пощады, рук.)
Снежинки летние смели в метели
И двери запертой, и сердца стук.

Седыми вихрями в поющем круге,
Огнями белыми опалена,
Пушинка малая горячей вьюги
На рукаве его унесена.

Из больницы – скорей домой.
Хорошо меня дома встретят –
Угостят, поздравят, приветят.
И не царский то день – да мой.