Владислав Эллис - Избранное

Грядущего радостней виды,
Отрада душе наболевшей,
И месть за дневные обиды
Потухла в груди не созревши.

С бессонницей ставшею кроткой,
В рассветном тумане тающей,
Развеял свиданье короткое
Безмолвием сон освежающий.

Пестрит ежедневно газетная жуть,
Убийств и лихих грабежей лихорадкой.
Папаша ругает, но должен взглянуть,
В газетную жуть, от детишек украдкой.

Старушка в чепце, начитавшись газет,
Узрела стремленья реальную точку:
Купила, в рассрочку, большой пистолет,
И ждет для налета безлунную ночку.

И хочется в туфлях домашних бежать,
Навстречу лучу вдохновенья другого.
Когда одинок страшновато читать
Мне даже и «Новое Русское Слово».

От серой тоски, неудачник-поэт
Прошелся для славы дорогой убийцы.
И только тогда, не стихи, а портрет
Его поместили на первой странице.

Мне предназначено судьбой,
Хоть сколько ни скандаль,
Везде и вечно быть собой,
И это очень жаль.

Тетрадь учета теребя,
Находок и потерь,
Я критикую сам себя,
И двое нас теперь.

Как заменить, мне? Вот вопрос?
Для пущей красоты,
Не только волосы и нос,
Но мысли и мечты.

Меняю туфли и штаны,
Мозги сменить готов.
Себя б узреть со стороны,
Из вражеских кустов.

Как от «Страх. касс» нью-йорский врач,
Как ученик от розг;
Я от себя пошел бы вскач
В чужой пытливый мозг.

Согласен даже на испуг,
Но ведать невтерпеж:
Где неожиданный мой друг,
А где сплошная ложь.

Раздумий праздных дребедень,
И в действиях порок;
На пляже собственную тень
Хотел зарыть в песок.

Размах волнующей зари
Куда ушел ты?
На перекрестке фонари
Мелькали желтым.

В тумане ехали вдвоем,
Хмельною ранью,
Не отвечали за стеклом
Цвета желанью.

Холодным блеском не мани,
Любви не вечной,
Как полыхнувшие огни
Машины встречной.

Дорогой нет, к чему влекло:
Семейной дали.
Разбил зеленое стекло
Амур в сигнале.

Движеньем сумрачных статуй
В музее частном.
Там разменяли поцелуй
На свете красном.

И живя по чужим местам,
Там мечтают за каждой дверью.
Люди верят моим мечтам,
Я и сам, привыкая, верю!

Ведь мечта, как она ни стара, —
Катапульт для короткого взлета,
Люди верят в мое вчера,
Значит я, и сегодня что-то!

Я же вам не сказал — теперь,
Был когда-то, давно, генералом.
Что ж попробуй, пойди проверь
В том далеком давно увялом.

Снова тот же случай,
День прилично сер.
Ты меня не мучай
Тонкостью манер.

По гостиным стыли
Чувства не спроста.
Тихо обходили
Острые места.

Тонность между нами,
Это очень жаль.
Не носи годами
Скрытую печаль.

Пусть пугливость птичья
Для других удел.
Даже для приличья
В жизни есть предел.

Вынь из сердца смело
Острые ножи,
Все, что наболело,
Выкричи — скажи!!!

Когда ему купить штаны
И быть немного пьяным,
Там все вопросы решены,
Ненарушимым планом.

Всегда завидую ему,
Осанке и престижу.
Я не всегда его пойму,
Но очень ясно вижу:

Конечно будет жить в раю,
Другой исход не к месту.
Обитель вечную свою,
Он выбрал, как невесту.

Уюту купленному рад,
И враг большому грому.
Себе на кладбище квадрат
Купил по деловому.

Война, бомбежки, я вдова.
Опять печалям перемена.
Его последние слова —
Мольба о дочери, из плена.

Не примирилась я с судьбой,
И поклялась на этой тризне,
Нести, поднявши над собой,
Ее к хорошей светлой жизни.

В суровой, частой смене стран,
Мои желания в сторонку.
Я переплыла океан,
Чтоб дать найлучшее ребенку.

Но опустел последний дом.
Ну, кто ж теперь мне самый близкий?
Ушла, с каким-то босяком,
Прощай, сказала по-английски.

Навстречу никто не идет,
Пусты тротуарные дали.
Вечерний я там пешеход,
Единственный в тихом квартале.

Чужой освещенный уют,
Волшебницей виты, волокна
Веселой расцветкой зовут,
В чужие заглядывать окна.

Я не был в соседнем кино
В последние годы ни разу.
Любое в квартале окно,
Начало любому рассказу.

Вот, двое предавшись вину
Друг другу несвязно бормочат.
Я плотно к окошку прильнул, —
Чем зубы фальшивые точат?

А дальше старушку старик
Дарит запоздалою лаской.
Там, девушка красит парик,
Серебряной, завтрашней, краской.

Я многое в окнах узнал;
Набрались мы всячины всякой,
Когда вечерами квартал,
Вдвоем обходили с собакой.

Мне с улицы виден народ
Без ретуши и без поправки;
Он вечером дома не тот,
Каким нам встречается в лавке.

У Бога щедрот не просила
Грехам не искала прощенья. —
Стояла в углу без движенья,
У врат незнакомого мира.

Стыдилась вихрастой прически;
Прикрыть очень модное нечем.
В напевной священника речи
Древнейшей Руси отголоски.

Там древность звучала как новость.
И после чужого моленья,
Нужнее мирского волненья,
Ей стала церковная строгость.

В смущеньи случайном, но сильном,
Ни просьб, ни молитвы, ни плача;
Но мысли витают иначе
Чем в оффисе… в храме пустынном.

Мерцанье свечей под иконой,
Ожили церковные тени,
И стала она на колени,
В углу за широкой колонной.

Для счастья в мире меры нет,
Ее Сократ всю жизнь искал.
Здесь «кадильяк» не идеал,
Там счастьем был велосипед.

Смотря в какой живешь стране,
И с чем доподлинно знаком;
Довольным можно быть вполне,
Удачным к тачке колесом.

Коней несущихся с огнем,
Сегодня в воз не запрягу.
Могу не думать я о нем, —
Забыть о счастьи не могу.

Дней бесконечная спираль,
В ней счастье редкостный виток,
Оставит тихую печаль, —
Согреет на короткий срок.

Но все же радует в пути,
Коль безнадежно вечер сер.
От счастья нужно отойти,
Чтоб ощутить его размер.