Владислав Эллис - Избранное

В тени сурового Эльбруса,
Не огрубев от жизни мглистой,
Писал поручик черноусый,
Стихи о тучке золотистой,

Плывет по миру тихим светом,
Крылом ласкает клавесины,
И образ, созданный поэтом,
На лицах сглаживал морщины.

С мечтой о тучке златокрылой,
Вдали от родины теплее,
Домов и мебели нужнее,
Ее божественная сила,
Не уничтожится метелью,
И не поблекнет в час заката.
Согрев монашескую келью,
Вошла в кабину космонавта.

На берегах другого стана,
Мечты возвышенным питая,
Гнездится тучка золотая
В груди народа великана!

Забыв древний сумрак пещеры
Мерцанье недавних свечей,
Несется в бескрайние сферы,
Годами, быстрей и быстрей.

Для скорости дерзких исканий,
Для тех, кто сгорая творит,
Не хватит земных расстояний,
Коротких, надземных, орбит.

Тесна человечья планета:
Задуман бескрайний полет…
Достигнувши скорости света.
Покой не найдет звездочет.

Для вскрытия новой идеи,
Шлифуется вырез ключа.
Пытливые мысли сильнее,
Быстрей, светового луча.

С орбит предначерченных вышли,
В туманностях правду найти.
Блудили пытливые мысли,
До света во Млечном Пути.

Людское умчится в забвенье,
Сгоревши в исканьи чудес.
Останется в мире движенье
Идей, без ненужных телес.

Посмотрел, и снова косо.
Отраженье не хвала.
Почему меня без спроса,
Отражают зеркала?

От реальности не скрыться,
Нрав у зеркала упрям;
Ловит сумрачные лица
На похмелье, по утрам.

Я себя увидел в книге;
Соучастником интриги.
В освещенной солнцем луже
Отразился даже хуже,
Чем отвергнутый тогда,
В тихой заводи пруда.

Где волшебством красит фея,
Я не вхож в священный храм.
Узнавал себя краснея,
В выраженьях строгих дам,
В объявлении газетном,
В заведении запретном.

Как Америка мала,
Только я, и зеркала.

Море шлет гонцов к утесам
Брызги пенистых седин
С нестареющим вопросом,
О причине всех причин.

Пеной, радугой и плеском,
Цвет меняя на лету,
Берегам свою мечту,
Поверяют волны веско.

Не терял упрямой прыти;
Красоты бегущих грив,
Щели ищущий прилив,
В неподатливом граните.

Море ярое в ударе,
Волны гребнями шумят.
Удаляется закат,
От волны блестящей яри.

И не будь прибрежной встречи,
Бурных вод и твердых скал;
Любоваться больше нечем,
Скучно б вечер затухал.

Шампунь не ищет кошка,
Ковров слону не надо.
Мне, пирожки с картошкой,
Вкуснее шоколада.

Милей, честней и проще,
Года остались где-то:
Понятней был извозчик
Пугающего джета.

За космосным ученым,
Понять его идею,
О яблоке моченом,
Мечтая, не успею.

Мудреные излишки
На современном рынке;
Устройте передышки,
Переварить новинки!

Под сенью чистых станций,
Менять нутро и шкуру;
Продукт цивилизаций
Переварить в культуру!!

Пою, как сытые поют.
И без правительственной фальши,
Хвалю достатки и уют,
Автомобиль… А что же дальше???

Мне в жизни не было вольней,
Любою мерой счастье взвесьте,
И потому вдвойне больней
Стоять, мечтаючи, на месте.

Куда направить робкий шаг?
По сторонам густые тени,
А по ночам рождает страх
Мечта о каждой перемене.

Что за порогом, свет иль мрак?
Судьбы улыбки иль удары?
Сияньем манит «Кадильяк»,
Пугают лагерные нары.

Я от преддверья новых стран,
Когда неведомое близко,
Вернулся тихо на диван,
Боясь заманчивого риска.

Ведь если чувства через край,
И волю дать своим волненьям.
Не позовут меня на чай
С домашним, клюквенным, вареньем.

Страны разные, разный аллюр,
Кто-то выбрал кривую дорогу.
Маршируя в колонне фигур
Не сумел приспособиться в ногу.

С этим чувством вприсядку нельзя,
Боль сильнее любви безответной;
Ходом пешки, коня и ферзя
Проскакал по доске многоцветной.

И как будто обласкан судьбой,
А вот счастье возьми да и тресни,
С окруженьем большой разнобой,
В исполнении радостной песни.

Без причины, искусственно груб,
Без руля в освещении ярком.
Тень, войной обездомленных труб
Снится, чаще озер Луна Парка.

Много лучше парижской гульбы
(Да не хочется нынче возврата),
Теплота обветшалой избы,
Отступающим в зиму солдатам.

Якоря, корни в землю нужны,
Вновь прибывшему волчья ухватка;
Нет ее, и волна новизны,
Растворит кислотой без остатка.

Чтоб не сварить Демьяновой ухи,
Чтоб был компот приятнее и слаже:
Неси в «калифорнийские стихи»,
Побольше женщин, апельсин и пляжа.

За это много прошлого отдашь,
Любого лаской делает моложе,
Калифорнийский грандиозный пляж
Для всех сословий и расцветок кожи.

Под солнцем мест достаточно для всех,
А апельсин и барышень излишек.
Но не хватает здесь полтавских пышек,
Для полноты и цельности утех.

Жары бояться нечего,
Придет прохлада вечером,

И грусть на сердце вымыта
Усердиями климата,

И вышедши из комнаты,
Там нежным бризом тронуты,

Становятся проворнее
Старушки в Калифорнии.

У испанских имен
Скандинавская суть,
Потому я влюблен
В эту пеструю жуть.

Вихря мыслей простор,
Разноцветно горят.
Финн березку нашел,
Армянин — Арарат.

Коль обижен судьбой,
Иль любовь далека,
Неудачник любой
Здесь найдет земляка.

Без тоски, в итальянских горах
Бедность к скалам подвешенных хижин.
Не нужны башмаки на ногах,
И никто на судьбу не обижен.

Жадным духом нетронутый край,
Редкий случай в сегодняшнем мире.
Покраснел, получая на чай,
Паренек в деревенском трактире.

Эти чувства внесем в города;
Паренька деревенского гуще,
Раскраснелся турист от стыда,
По привычке подачку дающий.