Тед Хьюз - Стихотворения

Звезды,
Хлипко приколотые к своим дрожащим лучам,
Бестолково сгрудились на самом донышке вечности.
Их мотает каждым порывом ветра,
Они обмерли, ждут, что вот-вот их швырнет в какую-то новую
Бесконечность.

У сломанных деревцев на склоне
Нет сил, чтобы ободрить друг друга;
Они поникли, боясь даже подумать о сосущей бездонности шквала,
Хватающего за шею, чтоб колотить друг друга плечами.

На него смотрят горы,
Словно окоченевшие мамонты разглядывают рекламу кока-колы.

Вокруг него вздымаются моря — и застывают в удивлении,
Так любопытные киты
Окружают пробку из-под шампанского.

А он счастлив.
Там, под заснеженной крышей рогов,
Сгорбившись у камина,
Мурлыкая песенку,
Листает детскую книжку
С картинками про себя самого:

Каким он был вчера, каким станет завтра…

Содрогается Полюс.
Небо свергается с края земли, звезды в ужасе жмутся друг к другу.

Обезьяны зевают или смакуют блох,
Кролики дико орут или слоняются вдоль решеток,
Как дешевые шлюхи, выпрашивая орешки.
Утомленные бездельем лев и тигр

Неподвижны, как солнце. Кольцо удава
Окаменело. В одних вольерах пусто, из других
Слышно сопенье из-под прелой соломы.
Непритязательные картинки.

Но стоит тебе пройти дальше,
И ты увидишь клетку, перед которой
Стоит завороженная толпа и смотрит — как ребенок смотрит сон —
На ягуара, бешено бегущего за сверлами своих зрачков,

Которые плавит ярость. Он не ради разминки —
Глаз счастлив, что слепнет в огне,
От ударов крови в мозгу глохнет ухо —
Он убегает от решеток, клетка значит для него

Не больше, чем убогая халупа для поэта,
В его беге — саванны свободы,
Мир вращается от толчков его лапы,
Горизонты проходят над полом тюрьмы.

Бог пытался научить Ворона говорить.
« Любовь , — говорил он. — Скажи, лю — бовь ».
Ворон распахнул клюв, и белая акула рухнула в море
И пошла ко дну, всё вращаясь, измеряя свою глубину.

«Нет, нет, — говорил Бог. — Скажи, лю — бовь . Ну же, давай. ЛЮ — БОВЬ »
Ворон распахнул клюв, и вырвались вон и камнем упали
Муха цеце, комар и жук-мертвоед —
Жировать в своих жертвах.

«Последняя попытка, — вымолвил Бог. Ну же, лю — бовь ».
Ворон дёрнулся, распахнул клюв и отрыгнул
Огромную мужскую голову без тела.
Бурча и огрызаясь, с глазами навыкате,
Она плюхнулась на землю —

И прежде чем Бог успел что-либо сделать,
Ворон отрыгнул и влагалище, мёртвой хваткой зажавшее шею мужчины.
Двое так и боролись в траве.
Бог силился их разнять, ругался, рыдал —

Ворон сконфуженно смылся.

Она небезупречна

Идёт до воды, не дальше

Приходит с родовыми схватками
В мочках ушей, в подушечках пальцев
Идёт с кровью по капиллярам и до кончиков волос
До послезвучия голоса
Остаётся
Даже за жизнью, даже в костях

Она приходит напевая она не справляется с инструментом
Она приходит слишком хладной остерегается одежды
И слишком поздно жмурясь испуганными глазами
Когда смотрит в колёса

Она приходит неряха в доме не управится
Она лишь наводит чистоту
Она не экономит ей не хватает

Она приходит немая слова не выдавит
Она приносит лепестки в своём соку фрукты неочищенные
Накидку из перьев звериную радугу
Свои любимые меха- вот её речи

Она пришла зачем любовная интрижка вот и всё

Она бы не пришла будь тут совсем безнадёжно

И не плакали бы в городе

(Здесь города не было б)

Я представляю: ровно полночь, лес —
в нём есть живой транзит
опричь часов, две стрелки на нуле,
и белого листа, где палец мой скользит.

Не вижу звёзд в окне,
но нечто, ближе мне,
сам мрак, густая плотность
ступает в одинокость,

хлябь, мягок словно талый снег,
нос лиса тычет след, строку;
мой взгляд последовал за ним: пробег,
прыжок, скачок, вот, снова не сробел,

кладя печать что бисер в снег
между стволов; виляет тень тонка, —
пни, пустошь оминает, — бег
длится смелого зверька, —

через белынь, всё в точку,
дорогу хищным молодым,
блестяще, чётко,
явился по делам своим,

пока, внезапно псиной навоняв,
в нору-темну, что в голове, он шмыг.
Часы стучат. Глухая тьма окна.
Лист отпечатан вмиг.

О малокровик, от гор схоронившийся в горы
Израненный звездами, истекающий тенью
Глотающий пыль как лекарство

О малокровик, малый бескостик, малый бескожик
Бороздящий землю птичьим скелетом
Пожинающий ветер и молотящий камни

О малокровик, бьющий в коровий череп
Изгибающий в танце комариные ноги
Слоновий хобот, хвост крокодила

Выпивший всю свою мудрость, выпивший весь свой ужас
У смерти из плесневелой груди
Сядь мне на палец, спой мне на ухо, о малокровик

Автомобили сталкиваются и изрыгают детей и багаж — смеясь
пароход идёт ко дну отдавая прощальный салют — смеясь
самолёт уходит в пике и завершается взрывом — смеясь
человеческие конечности взлетают на воздух — смеясь
измождённая маска в постели заново открывает боль — смеясь, смеясь
метеорит приземляется с изумительной точностью
прямиком на коляску с ребёнком внутри

глаза и уши упакованы вместе
сложены в волосах
завёрнуты в ковёр, в обои, перевязаны проводами
только зубы ещё стучат
и сердце пляшет в своей открытой пещере,
беспомощное, на нитях смеха

пока разрывные слёзы влетают сквозь двери
с дымом и грохотом

и вопли оглушают страхом
и кости
бегут от пытки от которой не скрыться плоти

делают несколько шатких шагов и падают на виду

но смех всё ещё скачет вокруг в своих сороконогих ботинках
ездит на гусеничном ходу не разбирая пути
падает на матрас, молотит ногами воздух