Александр Перфильев - Стихи

«Почему ты не пишешь?» — друзья говорят —
Те стихи, что волнуют, зовут и горят?»
Для кого? Для чего? Про позор, про распад?
Про погибель, про нами же созданный ад?

«Чтобы кто-то прочел, хоть единственный друг!»
Нет, бумага дороже всех наших потуг…
Не писать ли про тех замогильных червей,
Что съедят твое тело до самых костей?

Про бессмыслицу мира, про мерзость, про ложь?
Про любовь, что дешевле, чем ломаный грош?
Может быть, про снежок? Может быть, про лужок,
На котором пастушке поет пастушок?

Про печаль, про мораль? Это все пастораль,
Про нее дребезжит нам разбитый рояль,
На котором играет в публичных домах
Полупьяный тапер в оловянных очках.

Вы тоже правы, дорогой Виталий,
Но мы от древних далеко отстали,
Хотя кичимся космосом, прогрессом,
Культура же дремучим стала лесом.

И как вы объясните Символ Веры
Неандертальцам этим из пещеры?
Кто на хвосте висел вчера на ветке,
И должен быть, скажу по правде, в клетке?

Подумайте — увидевши такого
Повесился бы с горя Иегова,
Иль просто застрелился мелкой дробью,
Узнав, что «этот» — по Его подобью!

Вновь снежинки веселые тают
Пролетая, скрываясь из глаз.
И стихи под пером вырастают
Из снежинок и мыслей о вас.

Скоро будут весенние ливни,
А за ними наступит расцвет,
Так хотелось бы стать примитивней,
Проще, ближе к тому, чего нет.

Все, над чем издевался я едко
Стало смыслом мечтаний моих, —
Самовар, канарейка и клетка,
И тепло ваших глаз голубых.

Осложняем все, пока мы живы,
А к границам жизни подойдя,
Всей душою любим примитивы,
Их мы ждем, как травы ждут дождя.

Но простое больше невозможно,
Только в миг, смыкающий уста,
Узнаем, что только смерть несложна,
И по настоящему проста.

Как же можно жить теперь, как можно
После жизни нашей прежней, той?
Все простое стало слишком сложно,
Сложность притворилась простотой…

Вот, хотя бы, — встречи прошлым летом,
Ну, чего же проще и нежней?
Но распутать паутины этой
Нам не хватит целой жизни дней!

Как тяжело любить последний раз
И думать все настойчивей и строже,
Что нет милей чудесных ваших глаз,
И никого, кто был бы мне дороже.

Тяжел последний жизненный урок,
Но все, что здесь написано, не ново…
И для чего мне эти восемь строк?
Их может заменить одно лишь слово…

Я стихами говорил с тобою —
В них не поняла ты ничего…
Я склонился пред своей судьбою,
И пишу теперь ни для кого.

Те стихи, которые нас душат,
Но которых избежать невмочь,
Чтоб еще безмолвнее и глуше
Подходила ночь.

Я их не собираюсь издавать,
Или поштучно где-нибудь печатать,
Людей я научился презирать,
Ни с кем из них не говорить и прятать

От их суда волненья этих строк,
Косноязычный голос их невнятен.
Я знаю: каждый в мире одинок,
И даже самым близким непонятен.

Мечтал о славе — слава не пришла.
Любовь прошла, не оглянувшись, мимо.
А может быть, она со мной была,
Но я не рассмотрел лица любимой.
И в тысяче и в двух десятках лет
Значение имеют только числа:
Люби, твори, гори огнем побед —
Все это не имеет смысла!

Цветы называются фрезии,
В России они лишь в Крыму,
В них чувствую свежесть поэзии,
И я их люблю потому.

Деревья под снежною сеткою, —
Обычный февральский наряд —
А фрезии нежной расцветкою
Уже о весне говорят.

Их запах — смешение томности,
И детской поры леденца,
Нескромность девической скромности,
Томительно ждущей венца.

Они, как весна, легкокрылые,
Хоть нет еще солнца, увы.
И яркие, теплые, милые,
Как солнце, как счастье, как вы.

Ты одна… мечты… вино на полке,
Книга об Италии с тобой.
Я, как пленный зверь, мечусь в светелке,
Подгоняемый своей судьбой.

У тебя и у меня — сугробы
За окном и дали голубы…
Хорошо бы, знаешь, хорошо бы
Убежать в сугробы от судьбы!

Так бы взять и выпить эту снежность,
Остудить и заморозить грудь…
Чтобы неоправданную нежность
Бурей, мглою, снегом захлестнуть…

Чтоб она, под тяжестью обвала
Застывала синей глыбой льда,
Не любила и не согревала
Никого, нигде и никогда.

Ты сидишь, своим убита горем,
Я своим, но дружбу сохраня
Помолчим, поговорим, поспорим
У колеблющегося огня.

Восковая свечка оплывает,
Он приятней — этот полумрак,
Тем, кому чего-то не хватает,
Яркий свет не нравится никак…

Не чего-то, а больней — кого-то
Не хватает, от всего уйдя…
Так тебе — ушедшего заботы,
Мне ж давно не достает — тебя.

Потому что только лишь тобою
Много одиноких лет я жил…
Все, что мне даровано судьбою
Я в мою любовь к тебе вложил.

О, как пусто, жутко, бестелесно
Это кресло влево от меня…
Кто на очереди — неизвестно…
Но за то, что жизнь неинтересна,
Милый друг, не обижай меня.

Пришел конец морозного каприза,
Казалось нам — нет холоду конца…
Домой уже вернулась Мона Лиза,
За океаном покорив сердца.

И март, как Джиокондова улыбка, —
То холодом повеет, то теплом.
Нависло небо призрачно и зыбко
Венецианским голубым стеклом.

А ветер, косолапый, неуклюжий,
То резкий шквал, то легковейный бриз
Подсушивает уличные лужи,
И с гор лавины сбрасывает вниз.

Какого ждать нам от тебя сюрприза?
Согреешь нас иль будешь холодна,
Как улыбнувшаяся Мона Лиза,
Всегда непостоянная весна?