Владимир Корнилов - Стихи (сборник)

Не стал я сердцем вровень

С усердием своим,

И оттого виновен,

И весь невыносим.

Все чаще прячусь в старость,

Как под кровать — дитя,

Отчаясь, не справляясь

С громадой бытия.

Ты прожил век иначе,

Несчастлив и счастлив,

Удачу с неудачей

Ничем не разделив.

Вчера на Украине,

Ушедшей за бугор,

Тебя захоронили

Как вечный мне укор.

8

Урон високосного года,

Ты горько нутро мне прожег...

Залить его чем-то охота,

Но глохнет от водки движок.

Куплю себе легкого пойла,

Какого еще не пивал,

И выдую за упокой твой

И свой бесподобный провал.

Хотя не молился Лубянке

И мумии я не кадил,

Не славил преступные банки,

Служебных не хапал квартир,

Хотя не горел вполнакала,

Но тоже пришел никуда...

Такую подлянку сыграла

Со мною моя глухота.

Но благодарю за науку:

Когда б ни твои удила,

Не вынес бы долгую муку

И жизнь бы ни к черту была.

Прими мое трижды спасибо:

Когда б меня нянчил не ты,

Я б замкнуто гнил и спесиво

От зависти и глухоты.

УЛЫБКА

«Неулыбы вы, неулыбы!» —

Упрекают с улыбкой нас.

Отмахнуться еще могли бы,

Да никак не смолкает глас.

Значит, впрямь был изъян допущен

Где-то во глубине веков,

И, шаля, напускался Пушкин

На поэтов и ямщиков.

Что же это мы, в самом деле,

От безмерных своих причин

Прежде хоть заунывно пели,

А теперь, замрачнев, молчим?

Ну-ка, голову выше быта,

Выше ненависти-тоски,

Все претензии и обиды

Встретим весело, по-мужски!

Не для славы исправим нравы,

А за нравами — времена!

Будем радостны, если правы,

Это неправота мрачна!

В лихолетий, в круговерти

За улыбку давай держись —

Пусть она не сулит бессмертья,

Но зато облегчает жизнь;

Упрощает твою задачу —

Потому и веселым будь.

Улыбайся вовсю!

Иначе

Никому не укажешь путь.

1987

ПОПЫТКА ГИМНА

Ни в победе, ни в насилье.

Ни в отмщенье, ни в борьбе —

Мощь твоя, моя Россия,

Лишь в одной любви к тебе.

И какой бы ни грозили

Самой скверною судьбой,

Помни, не забудь, Россия,

Жизнь отнюдь не вечный бой.

На вершине ли, в трясине,

Радуясь или скорбя,

Ты живи для нас, Россия,

Что мы стоим без тебя?

2000

ЭМИГРАНТ

Ни добром и ни злом не заметен

И ни в чем не оставивши след,

Переносчиком слухов и сплетен

Продержался он семьдесят лет.

И убыток, а может, подарок —

Принесла напоследок судьба:

И теперь, не горевший огарок,

В Калифорнии греет себя.

Отчего ж средь бессоницы ночью

(Слава Богу, хотя бы не днем!),

Распроститься с ним память не хочет

И без толку гадает о нем:

Каково без московских знакомых,

Разговоры понятны едва,

На звонки не хватает зеленых,

А на сплетни не сыщет слова...

До чего ж непонятно и странно:

Здесь, казалось, цена ему — грош,

А убрался за два океана —

Запечалишься и не уснешь.

Привидение, призрак — упорно

Он терзает меня досветла,

Словно в бедной России неполно

Без бездельника и без трепла.

* * *

Никого не веселя,

Хмуро и невежливо

Ухожу опять в себя,

Словно в годы Брежнева.

На дворе не благодать,

Нечему завидовать…

Время камни собирать,

Рано их раскидывать.

1994

ЖАРА

Ну и стояло пекло!

Ну, доложу, пекло!

Тут не опишешь бегло,—

Время едва текло.

Парило и парило,

Долгий держался зной.

Словно планер, парило

Лето над всей землей.

Молодо, яро, добро,

Жадно земля жила.

И неправдоподобно

Я умолял: — Жара,

Надобно продержаться!

Раз уж твоя страда,

Страждь! Вдруг тебе удастся

Сразу и навсегда!

Жарь же, раскочегарь же!

Я тебя не продлю...

Но на декаду раньше,

Не по календарю

Перед рассветом оземь

Грохнулись небеса...

И потянулась осень,

Плач дождевой начался.

1968

ТРАВА

О чем трава поет

Средь ночи и к утру?

Не знаю многих нот,

А слов — не разберу.

И потому стихам

В который раз, — увы! —

Души не передам

И музыки травы.

… Касался многих тем,

Свергая все и вся,

Но, кажется, не тем

Я вовсе занялся.

И нынче все права

На все свои труды

Я б отдал за слова

И музыку травы.

2000

ИНЕРЦИЯ СТИЛЯ

Обретается мир с «не могу»,

С «не умею»... Но некуда деться —

И штурмует свою немоту

Неуверенный лепет младенца.

Это после придут мастерство,

И сноровка, и память, и опыт...

Но не стоят они ничего —

Повторять нынче может и робот!

Все уменье — забудь и оставь,

Как бы громко оно ни звучало!..

Мертвый тянется на пьедестал,

И живой начинает сначала!

Он идет всякий раз от нуля,

Чтоб досталось побольше простора,

Неизведанность снова продля

И страшась, как позора, повтора.

Я прочел где-то: «Если опять

С побежденными драться придется,

Надо тотчас из армии гнать

Разгромившего их полководца».

Не хочу пожелать и врагу

Той судьбы мастака генерала,

Потому-то меня «не могу»,

«Не умею» — всегда вдохновляло.

1986

ЗАТМЕНИЕ

Один за всех, за одного

Мы были, как заведено,

И запросто меняли девушек,

И девушки меняли нас…

Но обратились мы сейчас

В тщедушных бабушек и дедушек.

Наверно, такова судьба,

Отныне каждый за себя,

Нас больше не влекут искания,

От них — мы знаем — быть беде,

И сами мы уже нигде —

В земле, в золе или в изгнании…

Те баснословные года

Ушли неведомо куда,

Однако не ушло сомнение

И гложет — пожирает нас:

Когда — тогда или сейчас —

На каждого нашло затмение?..

ЧТЕНИЕ

I

...Он все еще кочует,

Под звездами ночует,

Бичует, и врачует,

И чует, что линчуют.

И никуда не скрыться...

Еще одна страница.

Еще одна девица

Стремится исцелиться...

Мне все давно известно,

Я знаю день и место,

Но все ж надеюсь честно

На исправленье текста.

Но нет!.. Созрели козни,

И бревна в гору тащат...

Не надо мне про гвозди...

Глаголь, второй рассказчик!

...И вновь каленных лечит,

Талдычит, бисер мечет...

«А вдруг не изувечат?» —

Надеюсь целый вечер.

И вот, пока кочуя,

Он жить велит по-птичьи,

Я пропущу про чудо,

Зато запомню притчи.

К чему престол небесный

И ангельская свора,

Когда была в нем бездна

Таланта и простора?!

Была в нем прорва чувства.

И мне, ей-богу, грустно,

Не веруя в Иисуса,

Так веровать в искусство.

1970

II

Евангелья от Матфея,

От Марка и от Луки

Читаю благоговея,

Неверию вопреки.

И все-таки снова, снова

Четвертым из всех задет,

Поскольку мне тоже слово

Начало всего и свет.

1983

ТВЕРСКОЙ БУЛЬВАР

Он еще на Тверском бульваре

В 45-м стоял году.

Я подумал: в паны едва ли