Николай Тихонов - Полдень в пути

В кровь сбитые свои увидел ноги,
Снег перевалов, каменную глушь,
Смертельный мрак басмаческой берлоги,
Разбойничьих, как ночи черных, душ…

— Из Индии в Москву идешь, изменник! —
Убили бы… Но красные клинки
Его спасли. Освобожденный пленник
Пришел в Москву, жил у Москвы-реки.

Здесь сердце билось гулко, по-иному,
Здесь ленинские слышал он слова.

…И через горы вновь дорога к дому,
И вновь тюрьма и нищий Пешавар.

Все позади… Над ним закат пылает,
И Красною он площадью идет,
Пред ним склонились нынче Гималаи,
Его увидя сказочный полет.

Московских зданий розовеют глыбы,
Сады осенним пламенем горят.
— Тебе, Москва, тебе, Москва, спасибо!
Так старый говорит Рафик Ахмад.

— Когда-то шел я тропами глухими,
Сегодня вижу я побед зарю,
И славлю я твое большое имя,—
Спасибо, Ленин, трижды повторю!

Я шел в Москву кровавыми ногами —
Сейчас летел быстрее света дня,
Ты сделал так, что лет крылатых пламя
Крылатым также сделало меня.

Сегодня знают люди всей Вселенной,
Что человек и должен быть крылат! —
На этой Красной площади священной
Так старый говорит Рафик Ахмад!

На пороге немыслимых дней,
Там, где Смольный стоял, как гора,
Был солдат из рабочих парней,
И задумался он у костра.

Он глядел в этот жаркий костер
И за огненный видел порог,
Что костер этот пламя простер
В бесконечность походных дорог.

Осветил небывалые дни,
И горела на шлеме звезда,
И горели биваков огни,
Нестерпимо большие года.

Пусть они отсверкали в былом,
Все казалось, что снова стоит
У сибирских костров, над Днепром,
Там, где город далекий — Мадрид.

В сорок пятом окончился шквал,
Полон чувством единым одним,
Уж в Берлине стоял генерал,
И костер догорал перед ним.

И в костре том, на майской заре,
Он узнать уголек был не прочь
От костра, что когда-то горел
Перед Смольным в Октябрьскую ночь!

Чего бы нам пророки не вещали,
Ни перед кем мы не были в долгу.
Исполнили, как деды завещали,—
Мы Ленинград не отдали врагу!

Легенды снова сделали мы былью,
А враг наш был смертелен, но не нов,
Мы первые его остановили
В Европе, потрясенной до основ.

Лишь четверть века мирно миновало,
А кажется, уже прошли века,
И Ленин так же, как тогда — сначала,
Нам с башни говорит броневика.

Гремят салюты и веселий струны,
Лежат снега светлее серебра,
А белой ночью комсомолец юный
О подвигах мечтает до утра…

На апрельском рассвете с Волхонки —
Только выйди на площадь совсем —
Он нежданно рождается, звонкий,
Легкостенный и розовый Кремль.

Весь прозрачный, как сон, многоглавый,
Точно солнца сияющий брат,
Точно жаркою солнечной славой
Его стены и башни звучат.

Весь рассветною силой расцвечен,
И на гребне растущей волны
Точно встал он, расправивши плечи,
Над зарей небывалой страны.

Есть мастера известного картина,
И в ней, идя на зрителя, растут
Бойцы, шагая улицей старинной,
Чтоб встать у Мавзолея на посту.

Москвы ночной глубок рабочий роздых,
Шаги в тиши отчетливо стучат,
Морозный свет горит на красных звездах
И на щеках у молодых солдат.

Какая озабоченность застыла
В их строгом взоре, точно разлита
Здесь в воздухе торжественная сила,
Особого величья простота.

И, пост такой впервые принимая,
Здесь чует сердцем каждый, кто идет,
Что их сюда сама страна родная,
Как сыновей любимейших, ведет.

А позже время им самим укажет —
Отцам на смену, дням их и ночам,
Им, молодым, дано стоять на страже
Родной земли и ленинских начал.

Тогда заря звалась Авророй,
Розовопенной и живой,
И согревала нас и город
Над крупноплещущей Невой.

И в этом юном очертаньи
От сна встающего огня
Могла быть песней, изваяньем,
Предтечей молодого дня.

Мы были юностью богаты,
Не все ли было нам равно,
Какой богинею крылатой
Стучится нам заря в окно.

Мы в классике богинь хранили,
Зарей обычной дорожа,
Мы много символов сменили,
В суровой жизни возмужав.

Пришла пора. И в эту пору
К иной заре сердца пришли —
Иную мы зажгли Аврору
Для всех людей, для всей земли!

И снова вспыхнувшее имя
Вернулось в мир людей живых,
Родившись в грохоте и дыме
Из пены взвихренной Невы.

Аврора! Про твое рожденье
На всю планету говорим!
Ты стала знаком пробужденья
Всечеловеческой зари!

Какой-то гул глухой
Меня вдруг ночью будит —
И луч слепой скользит
По моему лицу,
Тревога давних лет приходит
Снова к людям,
Как будто мирный быт
Опять пришел к концу.

И человек опять, вскочив,
К оружью встанет…
Но в мире тишина,
И в тишине ночной
То эхо донеслось
Глухих воспоминаний
Из темной памяти,
Ожившей под луной.

Один тиран, не будем имя
Его мы к ночи называть,
Пришел он с ордами своими
Наш Ленинград завоевать.

Вообразил в кошмаре дымном
И с помраченной головой,
Что превратит наш город дивный
В пустынный хаос над Невой.

И весть дошла до края света —
Навстречу силе огневой
Встал Ленинград, в грозу одетый,
И принял вызов боевой.

И где искать теперь тирана —
Где прах развеялся немой?
А он, как прежде, утром рано
Встает и блещет, город мой.

Шагает в золотом узоре,
В узоре солнечных оград,—
О Ленинград! — какие зори,
Какое счастье — Ленинград!

Лес полон то звоном, то воем,
Никак разобрать не могу,
Откуда берется такое —
Деревья, разбитые боем,
Стоят в почерневшем снегу.

С колючей обмоткой рогатка
Висит на сожженной сосне,
Колючая проволока шатко
Качается, словно во сне.

Заброшена взрывом рогатка,
Гудит, и звенит, и поет,
И стонет в тоске, как солдатка,
Как ротный, в атаку зовет.

Нет, это не арфа Эола,
Здесь ветер колючей струной
Над мира пустыней тяжелой
Звучит в красоте ледяной.