Уильям Шекспир - Поэмы и стихотворения

"О Коллатин, возможно ль облегчить
Раненье — раной, стоном — горький стон?
Зачем себе удары наносить,
Когда позор жены не отомщен?
Не будь же малодушьсм покорен!
Твоя жена ошиблась, для отмщенья
Себя, а не врага избрав мишенью.

"Отважный римлянин, в своей груди
Слезами гневный пламень не залей!
Но, преклонив колени, пробуди
Богов мольбой горячею своей,
Да разрешат всю мерзость наших дней
Нам вымести из гордых улиц Рима
И град спасти, насилием сквернимый.

"Клянусь я Капитолием святым
И кровью, здесь безвинно пролитой,
Законами, что ограждают Рим,
И солнцем, что румянит плод земной,
Лукреции невинною душой,
Ножом кровавым, скорбью непомерной, —
Мы отомстим за смерть супруги верной!"

Себя ударив в грудь, облобызал
Нож роковой, скрепляя свой обет;
Других последовать себе призвал.
Дивясь, клянутся все ему вослед;
Колени склонены, а взор воздет.
Вот повторяет клятву Брут, и снова
Они клянутся, отомстить готовы.

Произнесен суровый приговор,
И показать народу решено
Труп той, что не смогла терпеть позор
И смыла кровью гнусное пятно.
Без промедленья это свершено.
И Рим обрек за гнусное деянье
Тарквиния на вечное изгнанье.

С высот холма смотрел я в мирный дол,
Откуда эхо с чьей-то скорбью дальной
В одно сливалось. Я на стон пошел
И вот — увидел девы лик печальный:
Она ломала перстень обручальный,
Рвала письмо на части за письмом
И бурей слез смущала всё крутом.

Простой убор, сплетенный из соломы,
От солнца защищал ее черты;
В них сквозь туман печали и истомы
Виднелся отблеск прежней красоты.
Недавних дней увядшие цветы
Еще не скрыло злого горя бремя;
Работы юности не стерло время.

К глазам своим порою подносила
Она расшитый буквами платок,
И заставляла течь страданья сила
На шелк узорный горьких слез поток.
Читала вновь узоры лживых строк
И изливала горечь чувств мятежных
То в тяжких стонах, то во вздохах нежных.

Порой, как будто небу угрожая,
Ее глаза темнели, как гроза;
Порою, ничего не выражая,
Глядели в землю бедные глаза;
И вдруг опять сверкала в них слеза,
Иль взор они рассеянно кидали —
То здесь, то там раздумчиво блуждали.

Убранство кос, невольный беспорядок —
К себе небрежность выдавали в ней;
Вдоль бледных щек вились одни из прядок;
Другие, сеткой схвачены плотней,
Не вырывались из тюрьмы своей,
Хотя тяжелый узел их небрежно
Едва завязан был рукою нежной.

Она кидала прочь в речные недра
Безделок тьму, янтарь, жемчуг, хрусталь,
И влагу слез примешивала щедро
Ко влаге струй безмерная печаль.
Порой монарху так щедрот не жаль
Для роскоши, что всё иметь желает,
И жаль для нищеты, что умоляет.

Она, вздохнув, кидала вглубь теченья,
Перечитав, записок нежный пыл;
Ломала дорогие украшенья
И их, как в гроб, бросала в вязкий ил.
И письма те, чью тайну воск хранил,
Она достала, писанные кровью,
Обернутые в мягкий шелк с любовью.

Целуя их, в слезах она твердила:
"Кровь нежных клятв! О, ты здесь лжешь сама!
Да; не были б и мрачные чернила
Черней, чем лжи твоей преступной тьма!"
Тут, вне себя, порвав листки письма, —
Их содержанье превратила дева
В ничто своей несдержанностью гнева.

Почтенный человек, что знал когда-то
Иную жизнь, здесь пас свои стада.
В придворной суете он жил богато,
Но кинул свет и проводил года,
Следя, как дней сплывает череда.
Он, к бедной деве полон состраданья,
Хотел узнать, о чем ее рыданья.

Он взял свой посох, сел невдалеке
И стал просить бедняжку — без смущенья,
Коль в силах он помочь ее тоске,
Открыть ему причину огорченья.
Он рад ей дать, чем может, облегченье;
Заране для нее отказа нет:
Ведь доброта — преклонных свойство лет.

Она в ответ: "Отец почтенный мой,
Вы видите несчастное созданье.
Но не от лет я сделалась такой:
Увы, меня состарили страданья!
Могла б я быть цветком очарованья,
Когда б души не отдала, любя
Другого много больше, чем себя!

"Но горе мне! Вняла я лести сладкой,
Красавца соблазнительным речам.
Как был хорош он! Все глаза украдкой
Приковывал восторг к его чертам.
Когда любовь утратила свой храм,
Он, верно, избран был служить ей кровом,
Подняв ее обожествленьем новым.

"О темный шелк кудрей! О красота!
Ласкало их зефира дуновенье,
Когда ж они свевались на уста,
То лаской было их прикосновенье.
Его увидеть было — упоенье,
И на земле здесь воплощалось в нем,
Что может рай в сиянье дать своем.

"Лица едва коснулась возмужалость,
И пробивался Феникса [39] Феникс здесь — метафорически, в значении: дивное, несравненное существо. пушок,
Чуть оттеняя бархатную алость
Из-под него сквозивших нежных щек.
Но лик его сильнее этим влек;
Вставал вопрос: что больше сердцу мило —
Так, как теперь, иль как недавно было?

"Он был учтив, как и хорош собою;
Но хоть на вид и мягок и стыдлив,
Немедленно сумел бы стать грозою,
Задень его мужчина, оскорбив, —
Грозой, чей в мае так хорош порыв!
И юность в нем уменье быть суровым
Таила под пленительным покровом.