Коллектив авторов - Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2

На берега речонки этой узкой

Я приходил ловить больших стрекоз,

И здесь, в конце земли великорусской,

В таёжных дебрях незаметно рос.

Покачивались нежные кувшинки,

Багульник цвёл, благоухал жасмин,

И махаоны крылышки и спинки

На солнце грели в поймах луговин.

Я жил в шатрах, питался виноградом,

Спал в шалаше на травах и цветах,

Орешников колючие парады

Я принимал на солнечных местах.

Со мной дружили кедры вековые,

Лимонник для меня в чащобах зрел...

Я, Маугли, открывший мир впервые,

Другой любви не знал и не хотел.

Он был Шекспир, но кто об этом знал,

Когда вокруг все короли да пэры?

Его пирожник сэром обозвал,

И целый день смеялись кавалеры.

Хохочет зал: – Двенадцатая ночь!

Весь двор ты уморить сумел, писака!

Король – и тот смеяться был не прочь,

А принц от смеха, право, чуть не плакал!

А он им в лица: быть или не быть?

Вот в чём вопрос в подходе к миру строгом.

Принц датский Гамлет им сумел открыть,

Что все равны судьбою перед Богом.

Бросая в ложи беспощадный слог,

Разящий души точно арбалетом,

Он показал им, чем играет рок

На грани между тем и этим светом.

Любить до смерти, ревновать сильней

Всего того, что в этой жизни ценишь,

Отдать корону и богатство с ней

Тому, кто недостоин даже тени.

Неслышным шагом ходит в мире зло,

Змеиным ядом отравляя души,

И никому ещё не повезло

Лихую асимметрию нарушить.

И пусть не раз менялся этот мир,

Дают законы те же результаты.

Он был пророк великий и глашатай,

Он среди нас. Его зовут Шекспир.

Над Россией плачут журавли,

Улетая в утренние дали.

А я живу давно один вдали

Одиноким журавлём без стаи.

Я давно не слышал майских гроз

И соскучился по зимам вьюжным.

Променял я кружева берёз

На чужбину, пальмы, берег южный.

А во сне брожу я по лесам,

Где отсеялись дождями тучи,

И тоскую по родным местам,

По ольхе, по ивушке плакучей.

По росистым в васильках полям,

По размытым ливнями дорогам,

По разливам рек и по церквам,

И по русским деревням убогим.

Солнце обжигает плечи мне,

Словно негодуя на чужого.

Нет прохлады и в морской волне,

Мне б побыть у ручейка лесного.

И когда я слышу журавлей,

Высоко летящих в поднебесье,

Замирает всё в душе моей

От печальной журавлиной песни…

Над Россией плачут журавли.

И.С.

Придёшь из утреннего завтра —

под током вздрогнут провода,

как выход в космос астронавта,

как в Пасху талая вода.

Струитесь, чувства, буйствуй, разум!

Не за горой девятый вал.

Едва тебя увидел, сразу

своей любимою назвал.

И разглядел в твоём обличье

весны безветренную синь.

И вдруг услышал пенье птичье

за дрожью мартовских осин.

Пусть ветру море по колено,

земле по пояс небосклон.

Я доверяю сокровенно

тебе и явь мою и сон.

Побежали белые пожары

по садам окрестных деревень.

Яблони – ленивые кошары,

и у вишни грива набекрень.

Косолапый гром рвёт в клочья тучи.

Нет конца и края небесам.

И ручьи, ручьи по скользким кручам —

дождь течёт у ветра по усам.

Не пройдут пожары стороною.

То молюсь, то плачу, то пою.

Опалённый ранней сединою,

провожаю молодость свою.

На пороге беззубого дома – трава.

Там за пазухой запертой двери – топор.

Золотая с небес не слетит голова.

Куст калины как пьяный упал под забор.

Над рубиновым зонтиком клёна в тени

лижет мох огрубевшую холку конька.

Остроклювый колодец все ночи и дни

смотрит в сторону сада, где возле пенька

две дорожки сливаются нежно в одну

и, не чувствуя больше земли под собой,

мимо дома – как будто в другую страну —

убегают, петляя, в туман голубой.

Тихо осыпалась роща.

Крикнет сова вдалеке.

Плачущей осени росчерк —

дождь на реке.

Ветер вздохнёт и остудит

пыл серебристых ракит.

Времени нет, и не будет.

Утка летит …

Берег – теченью основа,

Руслу…

Судьбе вопреки

жизнь начинается снова

с красной строки.

Меняют кожу миражи.

Судьба нетороплива.

Стихами правду расскажи

мне, ветреная ива.

Завесь туманом слов глаза.

Стели дорогу в ноги.

Пусть запятые – тормоза —

скрипят под ритм убогий.

С испугу жизни колея

окажется в кювете.

Мои стихи спасут меня

на том и этом свете.

Во тьме ночной, при свете дня,

я вспомню строки эти.

Мои стихи прочтут меня

на том и этом свете.

До дыр зачитан, мне – ужу —

плясать на сковородке.

Стихами правду расскажу

до красной пены в глотке.

Я рисую Дракона,

живого царя Поднебесной.

Из багровых и алых клубящихся огненных туч

Проявляется лик, чтобы сделаться в меру телесным:

Я светящейся краски добавила в солнечный луч.

Он глядит свысока,

но уздечка наброшена ловко.

И, послушным скотом обрекая ходить по земле,

Я рисую Дракона, но снова и снова верёвка

Перекрученным нервом теряется где-то во мгле.

Я его приручу!

Ипостасью природы нетленной,

Ничего не даря, ничего не имея взамен,

Я постигну Дракона – предвечную тайну Вселенной:

Он смеётся над формой и жаждет любых перемен!

Я рисую Дракона.

Но взмыл он с ликующим криком,

Вольный царь Поднебесной, ушёл... Никого не щадя,

Заметалась гроза, и на небе, от вечности диком,

Словно струны, запели косые полоски дождя.

В ярко красной короне,

с жемчужиной в огненной речке,

Он явил мне себя – и уплыл в первозданную мглу…

И остались в руке лишь обрывок волшебной уздечки

Да рисунок, где небо и облако в правом углу.

Сон русских деревень… Здесь только звуки.

Как будто колокольчик? Или поступь

Незримого коня? Какой-то всадник,

Исполненный тоской и любопытством,