Леон де Грейфф - Под знаком Льва

В зеркале я увидел море, глухое море,
немое море.
Я видел его в полночь
(и в полдень) и в сумерках:
гладенькое море картинок, виньеток,
фуга на струнах мачт
с убранными парусами,
на беспомощно застывших кораблях,
похожих на скелеты пирамид,
посреди голубой пустыни штиля.

Да, я поэт, коль быть поэтом :— это
уйти в себя. Спуститься в гулкий грот.
Впитать глазами блеск глубинных вод,
мелодию корундового света.

Душа нальется тяжестью обета,
свинец тоски ударит сердце влет,
и боль морозной сталью полоснет
по кадыку влюбленного поэта.

Да, я поэт, коль следовать приметам:
взор отрешен, но вездесущ при этом,
а мой напев настоян на беде.

Молчит струна… Я гневно брови хмурю.
Со мной в погоне за певучей бурей
лишь призрак слова на моей ладье!

Меланхоличный ливень мой личный
льется за окнами, если не в сердце.
Ливень Рамона? Дождик Верлена? [98] Имеются в виду стихотворения «Осенний ливень» испанского поэта Х.-Р. Хименеса (1881 — 1958) и «Хандра» П. Верлена.
Где моя песня? В солнечном скерцо!

Льется за окнами меланхолично
влага по крышам и по долинам.
Льет символично и поэтично
прозой дождливой, ливневым сплином.

Век бы не видеть ливневый профиль!
(Где вы, твои белокурые струи?)
Фи! Атрофия всех философий!
Ливень. Но где вы, твои поцелуи?

Дождь барабанит, в сердце бушуя, —
зря оградили сердце мне стекла!
Я закурю. И стихи напишу я.
Рама продрогла. Сердце промокло.

Катится капля по крашеной раме.
Сердце не камень: каплет слезами.
Где моя песня? В солнечном скерцо.
Ливень разлуки — гимном разладу.
Ветрено скерцо. Взбалмошно сердце.
В песне ни складу нету, ни ладу.

Повымерли давно сирены…
Или
они и вовсе, может быть, не жили?
Их голоса, звучащие из пены,
на музыку труверы положили.
Вы не были, сирены,
или были?

То ветер ли трепещет над песками?
Волна ли это плещется о камень?

Мерещится мне плач печали трубной…

Ах, трубадур, тебе ведь так нетрудно
заставить вещей силой сладкогласца
то в пение, то в пену окунаться
хоть дюжину сирен…
Или тринадцать.
Достаточно тринадцать?

Нырну, как в омут, в тишину:
ведь вынырнуть из тишины —

как будто бы пойти ко дну,
пытаясь всплыть из глубины.
Скорей в убежище своем
все сокровенное замкну,

не сделав слово соловьем,
а превративши в тишину.
Неизреченное! Высок
твой воспаривший в небо вес,

ну, а весомость всех словес —
струящийся в часах песок.
Вернусь, ушедший в глубину,
поскольку и на самом дне
себя в безмолвие замкну,

чтобы воскреснуть в тишине.

Фрагменты

* * *
Итак, я отправляюсь в путь. Куда,
зачем — неважно. Дело ведь не в цели.
Останусь цел ли, или на прицеле
вдруг окажусь у рока — все равно.
Я, в неподвижном кресле утопая,
отдам швартовы и поставлю паруса.

Снимаюсь с якоря, облокотясь о стол,
и курс держу на запредельный берег,
в открытый хаос, не заботясь вовсе
о том, сумею ли оттуда возвратиться.

Я уплываю. Разве ветер — это
не лучший мореход? А облака —
не корабли скитальца Одиссея?
Мечта подобна парусу Синдбада,
а дым, курящийся над этой трубкой,
подобен пене за кормой «Арго» [99] «Арго» — корабль, на котором Ясон с соратниками отправился в Колхиду за золотым руном. Ясона.

Звук — лучшая ладья. Крыло мелодий
быстрей аэроплана поднимает
нас в стратосферу и уносит выше —
туда, где Апекс [100] Апекс — точка небесной сферы, в направлении которой движется Солнце. реет над зенитом,
оставшимся внизу средь антиподов.

Поэтому я отправляюсь в путь
и выхожу в открытый океан, не покидая
излюбленного кресла. Этот крейсер
корнями врос в паркет.
Я утопаю в кресле.
Оно — мой понт, [101] Понт — так древние греки именовали море. и палуба, и парус.

* * *
Отдать швартовы! Паруса — под ветер!
Не спите, юнги, сукины вы дети!
Небось вчера на баб спустили деньги,
клянусь фок-мачтой, марселем и стеньгой!
Канат на кабестан! Не спите, черти!
Курс норд-норд-вест! Эй, духи водоверти,
грозящие и молнией и громом,
клянусь, вы захлебнетесь нашим ромом!
Руку на фал! Верти! Держи! Лавируй!
На кренгельсах! А ну, встряхнитесь! Лирой
бряцая, я кричу: не спать на фоке!
Эй, вашу так! Лентяи! Лежебоки!

* * *
Эй, восемь юнг! Два, три, четыре, восемь!
Вскарабкайтесь на марс! А ну-ка, просим!
Не хватит рей? Ха-ха! Меж тем скорее
пятнадцать строф я подниму на рею
за двадцать три секунды! Вымпел кверху!
И двадцать пять могу. Но эту веху —
к булиням грота! Так держать, лентяи! —
рекордом не считаю я, слюнтяи:
могу и пятьдесят — благоговейно,
покуда в Порту [102] Порту — город в Португалии, родина портвейна. бьет струя портвейна.

* * *
Отдать швартовы! Выше галсы, юнги!

Пусть бронзою звенит мой стих на юге,
пускай его несет на север ветер,
пусть снегом он уснет на белом свете,
пускай морская раковина ночью
проникнет влажной песней в средоточье
таинственно клокочущей пучины,
живущей в сердце каждого мужчины!

Держите румпель! Паруса на реи!

День — в самый раз, чтоб веяньям борея
виденья взвить под синеву зенита…
А полночь так чиста, как ты, ланита
сквозь дрему улыбнувшейся Людмилы…
Твои глаза, полночные светила,
мерцали и на ложе, словно в розах,
лежала в косах ты русоволосых!

Отдать концы! Поднять бизань и марсель!

В очах ли штиля, в штормовой гримасе ль
увижу, море, я ночную мякоть
и не смогу сдержаться, не заплакать,
припомнив, как лучатся темнотою
глаза у Шахразады!.. Я не стою
ее — и все же, словно водометом,
мой сон облит ее огнем и медом.

Отдать швартовы! Паруса — под ветер!
Не спите, юнги, сукины вы дети!
Глядите: ночь фиалки и сандала,
единственная ночь, неповторимо
врастая в сердце острием кристалла,
пронзила лунным светом пилигрима,
свеченьем Сириуса пропитала
скитальца, побродягу, нелюдима!