Александр Дольский - Стихотворения

И так отличалась от всякого сброда,

Ну, словно она настоящая.

Чтоб власть захватить в свои нежные руки

И завладеть ей троном,

Изображала любовные муки

И целовала барона.

- "Я люблю Вас, я люблю Вас.

Да и Вы меня, не так ли?"

Днем и вечером все то же.

Очень часто шли спектакли.

И целуя эту тыкву, повторяла:

- "Я люблю Вас, я привыкла к Вам,

Я привыкла".

И действительно привыкла.

Да, вот так вот привыкаем

К разной гадости и мрази.

И уже не замечаем,

Что она к нам в душу влазит.

Доигралась, доигралась

Серым валенком-бароном.

И сама себе казалась

Очень искренно влюбленной,

Я не знаю, что там будет,

Но не век идти спектаклю.

Правда, куклы ведь не люди,

Подражают лишь, не так ли?

Ах, как хочется в синий лес,

ах, как хочется в черный бор,

но мой транспорт сломался весь-

я сижу и листаю альбом.

Вот Синьяка оранжевый мыс,

вот поля и дороги Оверна.

Вдруг приходит счастливая мысль -

не собрать ли мне старое вело?

Подари мне, Анри Руссо,

свое детское колесо!

Подари, молодой Пикассо,

треугольное колесо!

Мой любимый, любимый Ван Гог,

подари провансальский звонок!

Раму мне одолжи, Сера.

Остальное лежит в сарае.

Вот и собран велосипед,

не поехать ли в Сан-Мари -

я уже не бывал сто лет

в кафе "Тамбурин".

Лучше я посажу на раму,

постелив предварительно холст,

Ренуара туманную даму

и отправлюсь в далекий поход.

Я проеду по желтым пейзажам

Вдоль полей Агранжад,

и сентябрьские листья адажио

надо мной закружат.

Мне не хочется в синий лес,

в черный бор не хочется мне,

я во власти гогеновых "Грез",

Меня манит Мане.

Наплюй на все это, делай то, что тебе по душе.

Хватит добывать уголь, и тысячи рублей.

Сделайся часовщиком, ты же этого хочешь.

Сделай одни часы, получи за них тридцать рублей,

и умри.

Исключительно пьяная личность стояла на остановке.

Это, конечно, не типично, но всем пассажирам было

неловко. Они тоже хотели пьяными быть, чтобы

кое-что позабыть.

Космический верлибр

Как тебе кажется, это то, что нам надо? Или я ошибаюсь.

Это Сатурн, или Марс, или копыта Кентавра?

С похмелья никак не разберу. Эти планеты...

Знаешь что, в конце концов давай-ка посмотрим

карту, там все обозначено. И наш маршрут, и

эти чертовы планеты.

Закури, это помогает. Я с этим идиотом все нервы истрепал.

Я так хотел попасть в этот рейс, а он все говорил,

что, ты, ненадежный, пьешь, мол, много.

Извини меня, но дурак он, наш шеф.

Ты умрешь, и я умру. Но еще не утро.

Нет, ты послушай, так говорят все родители.

"Если ты будешь так продолжать, то из этого не

получится ничего путного". Послушай, черт возьми,

вот незадача. Так говорят все родители.

Послушай, они тебе так говорили? Мои родители

были молоды, когда говорили мне это.

Но послушай, черт возьми, как они могли все предвидеть

в свои двадцать лет?!

Один поэт читал стихи. И у него изо рта, как

из тоннеля, вылетали экспрессы метафор, рифм и эссонансов.

Потом он замолчал, и залил тоннель вином, водкой

и пивом. Сообщение между пунктами А и Б прекратилось.

Ну, о чем ты говоришь? Конечно, я согласен. Все

твои условия я принимаю. Кроме одного: я буду

приходить когда захочу, я буду пить с кем захочу,

я буду уходить когда захочу. Ты не согласна?

И совершенно напрасно. Если хочешь - я замолчу.

Старая мельница качает крыльями. Это памятник

Дон Кихоту.

Ты качаешь бедрами. Это памятник мне.

Старый человек стал таким старым, что всем было

неизвестно, почему он еще жил. А он все ходил по

картинным галереям и рассматривал старые картины.

Однажды к нему подошла девушка и сказала:

"Дедушка, у Вас не найдется спичек?"

Он ответил: - "Спичек у меня нет, но есть некоторые

соображения насчет Пикассо".

История про большого человека заканчивается, как водится, смертью.

О нем все скорбят, и ставят ему памятник.

Но сколько диссертаций и исследователей крутятся вокруг него,

что трудно понять, как нужно жить:

так, как жил он, или так, как предлагают исследователи.

Но важно одно, и очень отрадно, что его творческий метод

никому не известен.

Весна давно уж позади,

и лето красное далеко.

В осенний вечер не сиди

и не смотри на дождь из окон.

Войди в осинник золотой,

неторопливость увяданья

откроет вдруг перед тобой

природы честность и старанье.

Усталость легкую пойми,

ведь это вовсе не усталость,

а сожаленье, что с людьми

осталось быть такая малость.

Беда не в горести разлук,

не в смене ложи или крыши,

не в том, что слышен сердца стук,

а раньше ты его не слышал.

Не в том печаль, что рвется нить,

а ты в судьбе не наловчился,

а в том, что и любить и жить

ты так недавно научился.

Накрывают на стол девчонки,

А ребята стоят руки в боки.

Представляю я очень четко,

Чем закончится эта попойка.

Уговаривать девочек будут

Выпить лишнюю рюмку парни,

А потом станет плохо Люде,

И ребята станут нахальней.

Зашуршит в углу радиола

И Наташу с маленькой Любой

Перепутает пьяный Никола,

Перепутает руки и губы.

А затем я возьму гитару

Запою я тихо и грустно,

Что хотя и хороший я парень,

На душе и на сердце пусто.

А потом я спою про мальчишек,

Все о том, что жениться им рано,

И о том, чтоб не пили лишку,

А особенно в ресторанах.

А потом и ночник погаснет,

Захрапит перепившая братия.

Все им в жизни так просто и ясно,

А с меня и гитары хватит.

В полуночной и лунной бессоннице

Я бренчу на разбитой гитаре.

И ко мне, как к любимой клонится

Нежный фикус, пьяный и старый.

Над вешнею землею

Дожди уже прошли.

Несется лань стрелою

И пляшут журавли.

И жаворонка пенье

Под крышей голубой

Печали и сомненья

Развеет нам с тобой.

И радужные своды

Заполнит птичий гам -

Великая природа

Нисходит в сердце к нам.

Любовью бесконечной

Природа воздает

За то, что в небе вечном

Ей песню стриж поет.

За то, что носят льдины

По свету медвежат

И гордые павлины

От нежности дрожат.

За то, что в миг единый,

За то, что в миг любой,

Как в песне лебединой,

Прославлена любовь.

Слепа богиня правосудья,

все боги слепы и глухи...

И люди в маленькой посуде

несут огромные грехи.

Больное, призрачное тело,

полубезумные мозги -

набиты блефом до предела,

страстями жадной мелюзги.

И генералы, и министры,