Александр Дольский - Стихотворения

Время — любимый мой материал,

душа из которого сшита во мне.

Я помню Гомера и песни его,

событья Улиссовой дали. . .

Я помню, как боги страдали

от глупости прежде всего.

Гомер изучил олимпийский синдром -

мощь их, и жадность, и подлый нрав,

но он хандрил и болел над стихом,

боялся богов и был не прав.

Юнцом он был, а его струны

уже опасался Зевеса клан.

Боги не всем поэтам страшны,

это потом доказал Лукиан.

Грехи богов между строк видны,

как ни пытался их спрятать гений —

певец Троянской войны

и дивных Улиссовых похождений.

Но я не об этом. . . Мои пути

от цивилизаций не потускнели.

Вот цель, что мне удалось найтн:

радость движенья — превыше цели.

Омыт я кровью своей я врагов,

но прозреваем мы к тысячной тризне:

жить без драк, без пиров, без богов -

только это достойно жизни.

1961

Уходящие от взглядов,

сохраняющие суть,

наши души дремлют рядом.

Стоит только их вспугнуть,

закружатся и запляшут,

как осенние листы,

серединки жизни нашей.

Мы их тени - я и ты.

Тени лягут за предметом

на поверхность, на объем,

если их причину светом

и любовью обольем.

Ты сам реши — в какой стране,

сам время обозначь. . .

Совсем другое важно мне —

там жил один скрипач.

Мелькали пальцы тонкие,

как сто лучей,

летели ноты звонкие

до неба и в ручей,

и становились птицами

и листьями травы —

с такими небылицами

не сносишь головы!

И все его могущество,

и весь почет,

и все его имущество —

скрипка да смычок.

Однажды у правителя

давали пышный бал,

решили пригласить его,

чтоб он им поиграл.

Хвалили непритворно все

его игру,

а скрипачи придворные

шушукались в углу. . .

Ты сам реши — в какой стране,

сам время обозначь. . .

Совсем другое важно мне —

там жил один палач.

Работал он на сдельщине,

имел доход,

его любили женщины

и уважал народ.

Одаривал закон его

(хоть пой, хоть плачь) -

имущество казненного

присваивал палач.

Окончен бал, и год почти

подряд с тех пор

разучивал на скрипочке

он гамму до мажор.

1962

У зеркала ты битый час

сидишь и портишь очень мило

все, чем природа одарила

тебя, что славно без прикрас.

И примеряешь по сто раз

ты металлические вещи,

в зеркальной заводи трепещут

две золотые рыбки глаз.

О женщины из всех веков!

Как вы стремитесь терпеливо

самовлюбленных петухов

привлечь фантазией крикливой.

Вот так же на фасаде храма

висит торговая реклама,

1962

Холодный взгляд любовь таит

и красота гнетет и дразнит...

Прекрасны волосы твои,

но одиночество прекрасней.

Изящней рук на свете нет,

туман зеленых глаз опасен.

В тебе все музыка и свет,

но одиночество прекрасней.

С тобою дни равны годам,

ты утомляешь, словно праздник.

Я за тебя и жизнь отдам,

но одиночество прекрасней.

Тебе идет любой наряд,

ты каждый день бываешь разной.

Счастливчик - люди говорят,

но одиночество прекрасней.

Не видеть добрых глаз твоих -

нет для меня страшнее казни,

мои печали - на двоих,

но одиночество прекрасней.

Твоих речей виолончель

во мне всегда звучит, не гаснет...

С тобою быть - вот жизни цель,

но одиночество прекрасней.

1962

А мы привратнику кричим - откройте двери!

На нас там занято! Но нам швейцар не верит.

Открыл, и пузом отодвинул он Алешу.

-А ты, мол, вовсе, ты уже Хороший.

-Да нас же трое! Это же не сто!

А он нам отвечает - Нет местов!

Я вас за пьянство не хочу обидеть,

но вы ребята, все в абстрактном виде.

У одного потеряна галоша,

а у другого в алебастре рожа,

а третий, хоть не в шляпе, но культурный.

Стоит молчит. Ему, наверно, дурно.

Пустить вас не могу, уж вы -простите,

не стойте тут, ребята, не грустите.

В атмосфере бывают явленья,

что невольно напьешься с Тоски ...

Есть женщины в русских селеньях ...

В городах же - одни мужики.

А в ресторане хорошо, и в гаме

порхают тетечки с культурными ногами,

и курят девочки с ужасными глазами,

а с ними дяди - без волос и с волосами.

Да я сейчас какого-нибудь дядю ..,

ну просто ни за что, сугреву ради.

А тут открыли двери, и сквозь гам

выходит, очевидно, хулиган.

А нос такой паршивый, сразу видно.

что продавец, и стало мне обидно.

И стало за порядки эти странно.

Кого пускают в наши рестораны ?!

Я подхожу - ну, бац его и хлесть!

И он лежит, такой спокойный весь.

А я согрелся, веселее стало,

но показалось мне немного мало.

А он лежит. Ну, пнуть или не пнуть?

А тут мне трое преградили путь.

Один мне в морду кулачишкой тычет.

Да я видал таких в гробу по тыще!

Я пуговицу в нос ему засунул,

и он отвлекся, вроде бы заснул он.

Другому пасть порвал и выдал плюху,

А остальному откусил пол-уха.

Жизнь подходит к преклонным годам -

в сентябре было мне двадцать,

но когда в воскресенье гуляешь без дам,

то сердце клюют снегири.

Ну, честно говоря, мне было трудно.

Пол-уха спрятал я в карман нагрудный -

я вспомнил - есть котишка у меня,

он не обедал, кажется, три дня.

Ведь тяжело ж не жрать три дня подряд.

Тут и хрящам, наверно, будешь рад.

Ну, а пока те четверо молились,

с Алешей мы спокойно удалились.

Вот только Колю где-то потеряли ...

Гляжу, идут навстречу нам две крали.

А так как я устал и был печален,

то только личики в снегу им отпечатал.

А так как женщины вообще мне не враги,

я только снегу им насыпал в сапоги.

Я смотрю Вам в чугунные очи, родной

мой Владимир Ильич Обелиск!

Но когда без подруги пройдет выходной,

то к ночи нарежешься вдрызг.

Да и вообще, пора идти домой ...

Закончился воскресный выходной.

Я дома ноги вытер о ковер ...

А соседка говорит, мол, Васька твой - помер!

- Да какой смел, говорю, такой нахал?!

(Я ухом ей под носом помахал)

Да если б я, говорю, такое дело знал,

да я бы ухо тому типу не кусал.

Я ж для него старался, стервеца!..

Ну, вижу нет на бабушке лица.

И тихо тут заплакала она,

сказала, что я чистый сатана,

что быть таким, мол, стыд, мол, и позор,

и хорошо еще, что я еще не вор.

Я вспомнил Ваську и слегка взгрустнул,

потом заплакал, а потом заснул.

Сколько в мире написано книг -не прочтешь!

Потому не читал.

Так и жизнь пролетит, словно миг -

ни любви, ни кота, ни черта!

1962

Однажды я в детстве из дома ушел,