Александр Дольский - Анна. Роман в стихах

и вот я уже различить не могу, где мысли, где волны, где

пена.

Великие сроки, безмерный простор, дыханья галактик

бесшумны,

читается строфами звёздный узор... Богатства такие безумны.

Они под ногами и над головой, и нет между нами преграды.

Из них я построен, и дух мой живой вернётся в их сны и

прохлады.

40

Февраль. Никто уже не плачет,

чернил не ведает стило.

Безумие совсем иначе

в дома российские вошло,

чем в те года, когда в панёву

для арестантов сухари,

запрятав у своей двери,

шли, доверяющие слову.

Теперь подарен слову дембель.

Всё -- как бы -- на родной земле.

И стоит больше жизни мебель

и нефть на старом корабле.

Никто стихов уже не пишет

так интересно, чтоб читать.

И у экранов дремлют мыши,

Мадонну кличут просто -- Мать.

А у меня февраль, чернила...

А ты всегда меня любила.

41

В холодную пору в обществе, привыкшем скорей к еде,

чем к дровам, к благоденствию, чем к беде,

родилась идея построить автомобиль

для катания тел богатых, хотя дебил

тоже может владеть и грудью, и задницей, и пупком,

и миллионами. И никакой партком,

ни Ахиллес, ни Ганнибал, ни Навуходоносор

не оттащить сосущего грудь истории. Мегаполиса сор

метёт по стрит, авеню, по рю де Верню,

хоть я, как сочинитель, часто порю херню.

Но в этом случае и чист, и мудр как митрополит,

у которого, что-то с похмелья внутри болит.

Я знаю что, хоть не может этого знать никто,

кроме тех, кто в Вифлееме видел Звезду, идя в пальто

по каменистой пустыне и запросто мог понять --

смотрит Звезда на пыльного пилигрима,

смотрит загадочно, неповторимо...

И это смотрела Мать...

42

Прощай, читатель терпеливый,

меня роман мой утомил,

я много времени и сил

потратил на сюжет счастливый.

Но -- ах! увы! и Боже правый!

в повествованье грех и боль

врываются. И ты изволь

сюжет по их указке править.

Я сам не в силах управлять

капризной фабулой. Жестоко

всегда влиянье порока.

Не повернёшь потери вспять.

Но поразмыслив, как Близнец,

прощаться я пока не стану,

поскольку шепчет неустанно

над ухом мне стихи Творец.

А жизнь в конце или в начале

всегда в любви, всегда в печали.

Предуведомление

Чем больше живёшь,

тем меньше хочется жить,

чем больше пьёшь,

тем больше хочется пить,

чем меньше живёшь,

тем меньше хочется пить,

чем меньше пьёшь,

тем больше хочется жить,

чем меньше пьёшь,

тем меньше хочется пить,

чем меньше живёшь,

тем больше хочется жить,

чем больше живёшь,

тем больше хочется пить,

чем больше пьёшь,

тем меньше хочется жить.

1

Прошлое будет, как я говорил, там, где трава и песок...

Чёрный голубь среди могил клюнет в белый висок.

Но этого мало. Рука и крест (вспомни), как в той ночи,

вбиты ветром в дома невест выше, чем кирпичи.

И этого тоже мало. Друг друга предаст в тоске.

Будет ночь и ночной испуг чёрным сучком в доске.

И станет гнить голова страны, и тело её, и хвост...

И до той стороны Луны фараоны построят мост...

И снова явится мой Христос, слабый среди зверья...

И будет мор и невольный пост. И выживем ты и я.

Я наблюдал непростой процесс, не ожидая врачей,

пули, выйдя из тел принцесс, вошли в глаза палачей,

и восставали стихи из огня, и из вина -- виноград,

и в зеркалах московского дня виден был Петроград.

Долго, долго сжимал Сатана в объятьях любви страну.

И нарожала ему жена Водку, Войну и Шпану.

Но прошлое выйдет, как я говорил, через тюремную щель

туда, где Лики под сенью Крыл, где слышится виолончель.

2

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

3

Вот мимо меня прохромал Волопас,

вот Лев оступился во мгле,

кося на Луну малахитовый глаз,

не помня меня по Земле.

И средний мой сын -- Скорпион голубой,

и старший -- мерцающий Рак

меня не узнали. И между собой

не поняли родственный знак.

Вселенная -- часть моих праздных затей,

а Бог -- на любовь карантин.

И нету любимых, и нету детей.

Один я. Один я. Один...

Это полёт мой. Осенний полёт.

В нём от любви и от боли свобода.

А Земля насовсем по привычке зовёт.

Я подожду... Мне пока не погода.

И стану я жить свою жизнь напролёт

в ветрах голубых небосвода.

4

О, как хорошо под созвучие нот

купаться в поэзии чистой,

быть Господа скромным хористом,

рабочим надзвёздных высот...

Но чёрствые лапы рабов Сатаны

из всех уголков выгребают свой корм,

любые остатки от божеских норм,

что людям нещедро даны.

Нагорную Проповедь трижды блюди,

будь верен, и честен, и твёрд --

но раз только вступишь в фальшивый аккорд --

ни боль, ни позор, что грядут впереди,

уже не замолишь, не выскулишь тут.

Лишь руки вернейших людей или чудо

с вонючей и пьяной отравой посуду

от горечью травленых губ отведут.

Святоши, молельщики -- страшно дана

вам Чёрным Джентльменом услада вина.

5

Мы знаем, как изменчивы обличья грязных сил,

и как упорно их стремление к победе.

И вот к Андрею Ненасытность в виде Чёрной Леди

под маской рыжей подошла, как он просил.

А что просил он, знаем мы уже давно.

Но тут создался случай, неизбежность.

Поминки, тихий говор, томность, нежность,

ну и Его Величество -- Вино.

Но где же Анна? Ах, она уж в перелёте.

Всё видит, к сожаленью, но, увы, бессильна.

Элеонора Штамм Андрею льёт в бокал обильно

и шепчет -- "Я люблю Вас". -- "Что Вы, тётя?"

Наташа и Мария не найдут никак Андрея.

Он с Чёрной Тётей где-то в уголке.

Затем прислужники без церемоний налегке

художника хватают, волокут его скорее

в её шикарный "Дом Греха без Покаянья",

где пляски, блуд и бесконечность возлиянья.

А он уж пьян...

6

Какой дурман влила ему в бокал Элеонора?..

Старинной магии изысканный рецепт,

секретный многомикшерный концепт --

из клювов, крылышек, из желчи и позора.

Я это снадобье сам знаю досконально,

но излагать его секрет считаю преступленьем.

Я испытал его. И адовым гореньем

чуть не сгорел до смерти и буквально.

Но прочь сомненье! И Андрей в полёте

среди горящих щёк, лодыжек, ягодиц

до тошноты и слепоты знакомых лиц --

все без морщин, хоть жизнь их на излёте.

Вдруг юная красавица, а вот ещё одна!

Но это всё равно. Да здравствует Вино!

Сквозь его призму многоцветие дано,

Любовь в объятьях Бахуса вакханочкой видна.

"Подать мне кисти, краски, полотно!"

Лишь миг -- всё было внесено.

7

Стоял он в позе Гения. Из глаз струился дым.

И обнажённая красавица лежала перед ним.

Минута паузы -- и без карандаша,

смешав крапплак, сиену, бирюзу,

волнистую провёл он полосу.