Александр Дольский - Анна. Роман в стихах

Все закричали -- "Вот её Душа!"

"Но это только верхний контур", -- зарычал он.

Ещё четыре-пять молниеносных хлёста --

от головы до пят -- всё тело точно, просто.

И это было славное начало.

А он уже не слышал славословий и упрёков

и утонул в мазках и лессировках.

И чвякало вино в карманах и в кроссовках,

и ударяло в купол головы его высокой.

Красавица на полотне была живее, чем в натуре,

так простоватое и жидкое лицо преобразилось...

Оно улыбкой росомахи исказилось,

а серебрилась шерсть на тонкой шкуре

.

8

У Леди Чёрной перед белыми зубами микрофон,

осиный стан и грудь -- две "Фудзиямы".

Сакральным тембром -- "Господа и дамы!

Такой шедевр влечёт аукцион.

Мы ждём". Вдруг дикий вопль "Бездарная мазня!"

мгновенно захлебнулся в мокрой драке.

"Любители искусства забияки.

Из-за меня затеялась возня".

Но сам взглянуть он не успел на полотно

и в тайный кабинет был быстро унесён,

там вымыт, высушен и выблеван со всех сторон.

И было в жилу воткнуто прикумское Оно.

Он от похмелья излечился в полминуты,

надел всё свежее, всё новое налил,

почувствовал, как адски много сил.

Вошёл в салон. Там ставки были круты.

В конце торгов на голове у Леди Чёрная Корона

сверкнула отраженьем чека "Четверть миллиона".

9

"В чём фокус, что неверно? -- он спросил. --

Здесь мои деньги или это шутка?"

Она таинственно смолчнула на минутку...

Тень за спиной её от чёрных крыл

как бы от смеха вздрогнула, взметнулась,

исчезла прочь. И Леди улыбнулась

улыбкой жёлтою Чеширского Кота.

Всё испарилось. Встала пустота.

И Мир вдруг лёг спрессовано на плоскость.

Уже с улыбкой кошечки алисовой Дианы

Элеонора Штамм, покачиваясь странно,

пошла. -- "Не задавай вопросов броских,

иди за мной. О, милый мой, ты у меня в груди.

А предначертанное расставанье соитье обещает впереди".

Они вошли в гигантский синий зал,

где белый холст пространство, словно сыр, срезал.

В углу стояла круглая безмерная кровать.

И Леди медленно и длинно стала чёрное с себя снимать

10

и обернулась девочкой корявой из Сиены, Джотто.

Стыдливо опрокинувшись на спину,

и естество его в себя, как пуповину,

вдруг потянула мощно, как вселенское болото.

Он плыл в других мирах, он сам желал слиянья,

хотя какой-то частью существа

он понимал, что это -- химия, вино, трава,

и падал в идеальный грех нарочно без сознанья,

и бился чреслами, плечами, грудью с ней,

дотрагивался до меняющейся кожи.

Любой другой бы этим жизнь свою итожил,

а он лишь становился и смелей и злей

и чувствовал, чего разгорячённой хочется Сивилле.

Ни Труд, ни Гений, ни Божественные Силы --

тянуло лоно чёрное его тоску и мрак,

его жестокость, позабытые могилы.

Он зарычал, завыл и взвился, и упал, как стяг.

О, как бы я хотел от мерзости своей освободиться так!

11

Затем пейзажи и натурщицы менялись.

Он с ними говорил, писал по их телам.

Он создавал их пол. Они совокуплялись

и уходили по хозяйственным делам.

Густой и тонкий лес. Без листьев. Это лето.

На первом плане ветки, пасторали на втором.

Индейцы по воде кораллового цвета

ведут в густых цветах сиреневый паром.

Вот бегемот плывёт в реке кровавой,

им управляет негритёнок веточкой оливы,

и голые купальщицы оравой

играют -- каждая с животным суетливым.

Там девочка с енотом, мать её с конём,

а вот старуха на бревне плывёт сосновом.

И всё так резко высвечено утром или днём,

так ярко отрезвляюще и ново.

И так естественна любовь свиньи с кротом,

как фонограмма с открывающимся ртом.

12

Он завершает полотно. Ему несут другое.

Воображения его бескрайние моря

переливаясь бликами, калейдоскоп творя,

снега Сибири плавят аравийским зноем.

И лица странные со знаками различных рас

являлись в образах Давида, Александра,

Веласкеса, Орфея и Менандра,

напоминая в чём-то каждого из нас.

Вино! как ты освобождаешь руки,

как оживляешь, обостряешь взгляд!

Какие краски в полотне Галактикой горят,

какие формы, недоступные науке!

Когда же мощное вино теряло силу,

Царица Чёрная, сверкая белизной,

кричала -- "Шпринделя с Наркомом!" и вводила

ему в тугую жилу нестерпимый зной.

Хотя порой на полном истощенье сил

он гениальные уродства с полотном творил.

13

Менялись залы. Питер переплыл в Москву.

Обратно. Он работал -- ночь? а может, две недели?

Картины по дворцам буржуев улетели,

но пуст карман. Во сне ли, наяву?

Последнее, что помнит -- Сандро Боттичелли

"Рождение Венеры" создаёт на Кипрских берегах.

У Леди Белой жемчуга и пена на ногах,

на берегу отлив -- дневное лунное теченье.

Последний ясный миг. И пропасть бессознанья.

Закончился лимит, отпущенный ему.

Теперь он перейдёт в безвременную тьму.

Вдруг по лицу бежит родное осязанье!

Когда вошла его любимая в забитый пьянью зал,

узнала лица русской недоразвитой элиты,

ослабленные тем, что выше ватерлинии залиты.

И сзади быстро подошла. Он в руки ей упал.

"До чего же он стал лёгким!.."

Элеонора -- голая натура -- убежала в туалет.

14

А гордость нации жужжит, гудит. Претензий нет.

Нескромное отсутствие обаяния буржуазии.

15

Ей помогли друзья его перенести в автомобиль.

И, слава Богу, это в Питере случилось.

Она со всеми созвонилась, всё включилось

и до больницы Павлова осталось десять миль.

Он чуть не умер по дороге от потери Янь и Синь.

Но на четвёртой линии В. О. его ждала палата.

И двадцать капельниц целящим сном богаты

сменили кровь его, как траченный бензин.

Хвала врачам! Они как полубоги

почти бесплатно возвращают счастье нам

любить, творить и постигать итоги

дорог прямых, кривых, смотреть по сторонам.

Андрея за неделю прокачали.

Он встал на нoги, потеряв полвеса,

дал клятву Анне "Будь спокойна в европейской дали"

и не сдержал. Алкаш, подлец, повеса.

И как шахтёр спускается в забой,

ушёл в глубокий, длительный запой.

А ведь она была уже на седьмом месяце.

16

Из чего только сделаны пьяные?

Из гримас от сивух окаянных,

из стаканов гранёных и грязных,

из ругательств и окриков разных,

и из запахов винных и водочных,

из хвостов и головок селёдочных,

из скандалов, разводов, предательства,

ненадёжности, ссор, надругательства.

Из чего только пьяные созданы?

Из блужданий по городу позднему,

подозрительности, недоверия,

из аптеки и из парфюмерии,

приставаний и драк с поножовщиной,

алиментов, тоски, безотцовщины,

из забытого начисто отчества,

чеснока, пустоты, одиночества

и из вони медвежьей из пасти,