Александр Дольский - Анна. Роман в стихах

меломаны из карманов доставали ятаганы,

интриганы бонвиваны прихватили чистоганы,

пенни прыгнули на пони, причесали чичероне,

шаривари, лори-тори, харакири, априори,

хиппи хапнули богему, апофегма парадигму,

в полудреме теорема засолила догму в сигме,

прозевали сидни будни, проплясали бредни блудни,

референдум-бивни, плавни, меморандум-дровни, ставни...

8. Антон Бузов. Я и Сен-Симон

Когда-то, что-то, может быть, зачем-то где-то там,

тогда, наверно, не забыть уже ни вам, ни нам.

И даже вовсе никому и просто ни за что,

и уж, конечно, потому, что именно никто.

Четыре времени в часах и два у нас в груди,

пять измерений в небесах и очень впереди.

Когда никто, тогда нигде ни в ком, ни в вас, ни в нас,

а если, может быть, везде, ещё бы и как раз.

А перемножь-ка Да и Нет, и вычти Ну и Ну,

и раздели на восемь лет Пять Суток и Луну,

и рассмотри издалека Пожалуй и Чуть-Чуть,

недавно, может и пока, с Ума Сойти и Жуть.

Всё это нонсенс и Сен-Санс и с ним Зулус-Лотрек,

и Авиценна и цена, Бетховен и хавбек.

И Аполлоном полон дом -- бемоли и бомонд,

Махатма и тьма хамов в нём и синий Сен-Симон.

Конечно, это не для всех. Ещё бы -- вас из дас!

Оф коз, но может быть, успех тому, кто вас издаст.

9. Антон Бузов. Философия наслаждения

Забубенные бубнилы забивали болт в болванку,

и зубастые зубрилы забухтели в барабан,

а барон бубей губастый заболел, забытый в банке,

и бараны за баранкой забодали кегельбан.

Раз ха-ха, два ха-ха, вот такая чепуха,

а иная чепуха подороже, чем меха.

Журавлей журили жабы живо, нежно и желанно,

и жукастые жоржетки дрожжи выжали в жилет,

а железные жизели зажевали джин жеманно

жёлтым жёлудем дрожащим в замороженном желе.

Раз ха-ха, два ха-ха, в шапке варится уха,

дyхи делают духи и меняют на грехи.

В целлофане целовались цепеллины с пацанами,

цубербиллер цикнул циклом целочисленный процесс,

а цианистые цыпки зацепились за цунами,

и цукаты танцевали целомудренный эксцесс.

Раз ха-ха, два ха-ха, кто у нас за лопуха?

Лопухи без чепухи к окружающим глухи.

10. А. Кольцов. Эстетика самоотречения

Моё лицо упало на пол,

я сам рассыпался на части,

потом куда-то долго капал!

Все говорили -- "Вот несчастье,

такой красивый был мужчина --

не лысый и не бородатый,

и в чём, помилуйте, причина,

что он укапал весь куда-то?"

А я всё капал, капал, капал

и испарялся понемножку,

потом росой ложился на пол

и изморозью на окошко...

И ты пришла и пальцем тёплым

так непосредственно и мило

вдруг вывела на потных стёклах

слова -- "А я тебя любила!"

Я твоего коснулся тела.

Ты мною тут же запотела.

11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20

. . . . . . . . . . . . . . . .

21. Коля Ветров.

Воспоминания о первой любви

Вся улица позаросла травою,

и тополиный пух мешал дышать.

Я шёл домой с дурманной головою,

в любви не понимая не шиша.

Вообще я понимал, что поцелуи,

коленки, губы и туманный взгляд,

и -- как ещё там девочки балуют --

свободы джентельмену не сулят.

И, честно говоря, сама свобода

казалась мне девчоночкой шальной,

далёкой от народа и завода

под необобществлённою Луной.

Был закат или рассвет,

был вопрос или ответ...

Было мне от сигарет горько.

Было ей шестнадцать лет,

и она сказала -- "Нет!

Не печалься и привет, Колька".

22

А девочка другая из подвала,

где жили хулиганы и жульё,

мне сердце беззаветно отдавала.

Но я не знал, что я люблю её.

А папа её злой и неумытый,

со шрамами на будке и руках,

и вор и душегубец знаменитый,

в ту пору оказался не в бегах.

Сказал он мне -- "Ты не пойми превратно,

я мальчиков не трогал и не бил!"

Затем он объяснил весьма понятно,

что я её безумно полюбил.

Загудели провода...

И не понял я тогда,

где вино, а где вода. -- "Горько!"

И сказала мне она

"Я теперь тебе жена.

Это не моя вина, Колька".

23

С тех пор она мне стала половина.

Но я люблю другую до сих пор.

А папа не пустил меня в малину,

чтоб инженер в семье был, а не вор.

И вот употребляю я спиртное

в количествах невиданных вообще.

И в том моё занятье основное...

Живу без интересов и вещей.

И было у нас сколько-то детишек.

Я помню их нечётко, как в бреду.

Научатся и письма нам напишут,

поскольку их забрали по суду.

Нелюбимая жена

наливала мне вина,

говорила мне она горько

"В мире всё обман и ложь,

жить на свете невтерпёж...

Может, ты меня убьёшь, Колька?!"

24.

Немного музыки. Полуночный джаз

Пьяные тени от фонаря, который опился ветром...

Глаз из жёлтого янтаря, прикрытый намокшим фетром.

Тусклый питерский уголок, двор, где живут вороны,

где когда-то встречался Блок с чёртом или с Хароном.

И сегодня явился Он -- Ангел, падший на Землю.

Я вступил в этот вязкий сон и краски его приемлю.

Их немного. Их только две -- чёрный и остро жёлтый.

Фраза варится в голове -- "Ну, наконец, пришёл ты!"

Что теперь? Как всегда вино?! Боль под лопаткой и блюзы?!

Знаешь, мастеру все равно -- дьяволы или музы.

Что там в мире творится, Чёрт? Тысячелетье какое?

У меня уже сердце течёт, не сходится сон с покоем.

Сначала на нём колыхнулась бутыль, потом за Берлин награда.

Мы обнялись, как хромой и костыль, и шагнули к моей

парадной.

Он был чёрен, а жёлтый глаз светил в темноте подъезда.

И тёк из рук самогоном Джаз... И Он целовал на мне Крест.

Да!

Этот Дьявол играл, как Бог, и славил Христа без меры.

И в эту ночь я подумать смог, что Музыка выше Веры.

25, 26

. . . . . . . . .

1

Почему недуг великий -- пьянство

косит самых сильных и больших?

Может, потому, что это странствие,

странствие великое Души?

И когда художник жизнью взрослой

сердце своё детское пугает,

вводит в мир людей жестоких, косных,

по его Души понятьям -- сумасшедших,

занятых предательством, деньгами,

полузрячих, диких и опасных,

видит, что попал сюда напрасно,

и жалеет о часах бессмысленно прошедших.

Бьётся мысль в работе и отваге.

И Душа невинная светла, резва.

Но тюрьма кругом, пока Она трезва.

Лишь прильнёт к бокалу пьяной влаги --

комната становится Вселенной,

нота, рифма, штрих -- уже нетленны.

2

Читатель дорогой, по опыту могу признаться,

поскольку изучил предмет, пожалуй, досконально --

у пьяного творца всё получается банально,

хотя ему шедевром может показаться.

Часть мозга, где хранится мастерство,

взрывается от действия спиртного

и в основном, придерживаясь принципа смурного,

с законами Гармонии вступает в баловство.

И механизм соотношений перекошен моментально.