Коллектив авторов - Великолепная десятка: Сборник современной прозы и поэзии

– Ах, дорогой рабби, ваши слова бальзамом льются на моё сердце, а глубокая ученость внушает надежду на скорое разрешение всех загадок. Как вы сами понимаете, создавшееся положение немало удручало моих домашних. Фатима хотела немедленно уволиться и покинуть наш дом, но приемный отец насилу уговорил её остаться, удвоив жалование и пообещав множество дополнительных наград за молчание. Нет оснований сомневаться, что девушка честно держала язык за зубами, но мои исчезновения и появления в самых различных местах нельзя было совершенно сохранить в тайне. По городу поползли зловещие слухи, и покупатели начали сторониться лавки приемного отца. Всё же Господь милостиво прибрал его за несколько недель до моего величайшего позора.

Разумеется, что-то подобное в конце концов должно было случиться. В один прекрасный вечер я очутился совершенно голым в спальне дочери знаменитого раввина Бабы Сали Абу-Хацеры. Девушка, одетая в очень тонкий китайский халат, украшенный изображениями солнечных дисков и змеиных голов, расчесывалась перед зеркалом. Заметив в зеркале отражение голого мужчины, дочь раввина обернулась и уставилась на меня округлившимися глазами, не в силах произнести ни слова. Прикрывая срамоту ладонями, я обратился к девушке с учтивой речью, пытаясь как можно доходчивее объяснить ситуацию.

– Извращенец! Паразит! Кус-эммак! – вдруг заорала она, да так пронзительно, что, клянусь, Иисус Навин при штурме Иерихона наделал меньше шума.

Не желая попасть в руки разъяренных слуг, я выскочил в окно и как был – в чём мать родила понесся по улицам города, слыша позади себя топот ног многочисленных преследователей. С Божьей помощью я сумел уйти от погони, но должен был как можно скорее покинуть Марокко – Баба Сали пользовался огромным влиянием при дворе, и король, без всякого сомнения, жестоко наказал бы человека, дерзнувшего проникнуть в спальню дочери знаменитого раввина. Той же ночью я купил билет на самолет и вылетел в Европу.

– Вот же недотепа! – воскликнул в сердцах Эзер Вайцман, прерывая рассказ рабби Брайтмана. – Меня бы туда – уж я бы показал, как успокоить мэйделе. Таких шлымазлов нельзя даже близко подпускать к воротам лётной школы!

– При чем тут лётная школа, полковник?! – возмутился рабби Брайтман. – Речь идет о явлениях, имеющих первостепенное научное значение. Ведь это уникальнейший случай – О. существовал только наполовину. Причем по прибытии в Европу он обнаружил, что есть и вторая половина – таинственный двойник. Более того, почти сразу стало ясно, что оба О. реальны, так сказать, попеременно и поэтому никогда не могут встретиться.

– В самом деле, интересный феномен, – задумчиво проговорил Дэвид Френч. – Правильнее предположить, что одна ипостась О. существует с вероятностью пи, а другая – единица минус пи. Впрочем, скорее всего пи действительно равно половине, то есть обе ипостаси равновероятны. Интересно, что О. возникает из небытия в ситуации, которую невозможно предсказать заранее. Видимо, здесь тоже имеет место некое распределение вероятностей. Это похоже на поведение квантовых объектов. Скажите, рабби, вам удалось провести эксперименты, снять измерения?

– В тот вечер, доктор, уже ничего не получилось. Я предложил О. немедленно подвергнуться лабораторным исследованиям, и тот согласился, но перед этим пожелал выкурить сигарету. Молодой человек вышел из номера и больше уже не возвращался. Как мне потом стало ясно, произошло очередное исчезновение. Но послушайте же, самые удивительные подробности еще впереди!

На следующий день, войдя в аудиторию, я обнаружил О. сидящим в последнем ряду. По бледности кожи я догадался, что это второй О., а не тот, с кем я беседовал прошлым вечером. Завершив лекцию на четверть часа раньше, я попросил юношу остаться на пару слов.

– Ну, молодой человек, – обратился я к нему, – где вы были вчера?

– Видите ли, рабби, – ответил тот, густо покраснев, – не знаю, смогу ли вам объяснить… я, собственно, нигде не был… в буквальном смысле… вы, конечно, не понимаете…

– Отчего же? Еще как понимаю. Я вчера встречался с вашим двойником.

– Ах, рабби, неужели?! – воскликнул О. – Что же он вам сообщил?

– Вы обо всем узнаете, – пообещал я, – но, принимая во внимание обстоятельства, давайте не теряя ни минуты отправимся ко мне в гостиницу и произведем некоторые измерения и опыты, которые позволят нам лучше понять ситуацию и, может быть, даже подскажут путь к вашему избавлению.

На улице я обратил внимание, что О. не поспевает за мной, потому что прихрамывает.

– Скажите, голубчик, – обратился я к нему, – вы в детстве страдали от болезни ног, из-за которой и остались хромым на всю жизнь?

– О да, рабби, – ответил юноша. – Приемные родители – бруклинский ювелир и его жена – забрали меня из убогого приюта в Европе, где сестры имели обыкновение туго пеленать младенцев, да еще и стягивать ноги бечевкой, чтобы тряпки лучше держались. От такого ухода у меня развился отек, последствия которого дают о себе знать до сих пор.

– Какое замечательное совпадение! – восхитился я. – А не расскажете ли о событиях, заставивших вас покинуть Нью-Йорк?

– Ах, рабби, всему виной, конечно же, мой ужасный недуг. Со временем я научился вести себя тихо и не выделяться среди людей, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Но я никак не мог контролировать возвращения в реальность, и мои появления в совершенно неподходящей обстановке нередко вызывали суматоху, а иногда даже панику. В конце концов, разразился действительно крупный скандал – однажды в канун субботы я очутился в одном исподнем в доме Любавичского Ребе.

В зале находились около двух десятков мужчин и женщин. Все они готовились к праздничному вечеру, а дочь Ребе как раз собиралась зажечь субботние свечи при помощи длинной газовой зажигалки с наконечником в виде головы дракона. Все стояли ко мне спиной, и я подумал было, что смогу незаметно выскользнуть из комнаты, как вдруг девушка обернулась и, увидав меня, завопила:

– Oy, Gevalt! Intruder! Motherfucker! Fatherbeater!

– Gevalt! Pogrom! – издали боевой клич мужчины и, вооружившись кто табуреткой, кто подсвечником, а кто – здоровенным томом комментариев к Торе, бросились на меня, сквернословя, как содомяне у ворот дома Лота. Объятый ужасом, я пустился наутек: скатился по лестнице на первый этаж, выскочил за порог и, очертя голову, помчался куда глаза глядят. Босиком, в одном исподнем, я петлял по бруклинским улицам, а за мной по пятам неслись яростные хасиды, и пейсы развевались на ветру, подобно львиным гривам.

С Божьей помощью мне удалось скрыться. Но оставаться в Бруклине и вообще в Нью-Йорке не было никакой возможности – приверженцы Ребе ни за что не оставили бы меня в покое. Поэтому той же ночью я купил билет на самолет и улетел в Европу.