Юрий Колкер - Послесловие. Стихи 1970-1978.

Разве помнишь о прожитом часе,

Если воды и камни, стихи и дела,

Всё — судьбы неразрывные связи?

19.10.73

2

Бледная моя петербуржа́нка!

Осеняют твой недолгий век

Счастья невесёлого изнанка,

Холод, одиночество и снег.

Что-то мы поделаем с тобою

Здесь, над застывающей водой,

С болью подступающей, тупою,

С памятью чугунною, витой?

Хлюпающей кашицей покрыта,

Набережная пустым-пуста.

Что еще нашепчет нам Киприда

Ночью у Литейного моста?

21.10.73

3

Где граница блаженства и муки,

На октябрьском сыром сквозняке,

Я стою над водою, в разлуке,

Со снежком невеселым в руке.

Не спасает вниманье к предметам

От озноба, сознанье сквозит,

И фонарь склеротическим светом

Пробирает, и снег моросит...

Так нечаянно тронутый клавиш

Провоцирует стыд и испуг:

Звук царапнул — но как озаглавишь

Этот сердце царапнувший звук?

22.10.73

4

Ты утру наступающему рад.

Полутемно, пустынен Летний сад,

Туман с Невы навеян,

И мостик Прачечный горбат...

Поэзии питательный субстрат

В морозном воздухе рассеян.

Тревожит он тебя и веселит.

Он здесь нарочно для тебя разлит.

Ты одинок — и праздник

В твоей душе, предчувствующей стих,

Как будто тайн творения святых

Ты новоизбранный причастник.

29.10.73

* * *

Всё повторится. Повторяется

Всё: узнаётся без труда

И с прежним опытом сверяется

Твоя неяркая звезда.

Всё повторится в мире, скованном

Оцепенением людским,

В твоём раю запатентованном,

Под утлым небом городским.

И уж не с тем ли чайка мечется

Над человеческим жильём,

Чтоб мог порыв вочеловечиться

В ничтожном опыте моём?

Но лишь у мысли — птичьи навыки:

Сама собой увлечена,

В Афинах, Риме и Рейкьявике

Равно прокормится она.

24.10.72

Вечер пасмурный, вкус неудачи

На губах, нерешенной задачи

Вкус — горчинка, маслина, миндаль.

Длится пауза. Тянется запах

Тополей. Просит веточек слабых

Ветер. Чахнет апрельская даль.

Дождик, лей! Я ничуть не тоскую,

Счастлив я, не мечтаю другую

Взять на ярмарке судеб судьбу,

Не тянусь я к удачливой музе:

Со своею бедняжкой в союзе

На своем выезжаю горбу.

Дождик, лей! Мы зальем невезенье.

Я уверен: найдется спасенье.

Ты, мой ангел, присядь на диван,

Мы отложим на пятницу стирку,

Перепишем стихи под копирку —

Пусть прочтет их журнальный болван.

От обид и душевных капканов

Нас спасает смещение планов:

Дождик, веточка тополя, Рим

С Колизеем, лазурные воды...

Здесь, на Выборгской, долгие годы

Мы о счастьи с тобой говорим.

Тяжек дар притяженья земного.

Рев машин над проспектом Смирнова,

Зелень в кадке, цветы на окне, —

Все, что выхватит взгляд наудачу,

Приземляет мою неудачу —

Тяжелей, но спокойнее мне.

Неудача — моя, не чужая.

Счастлив я! Дождик льет, утешая

Нас, — нам в пору его утешать.

Сколько радости! Дождик, растенья,

Приглушенного слова рожденье —

Вот оно начинает дышать.

Сколько радости! Милое слово!

Ничего мне не помнится злого.

Лист газетный под локтем хорош:

Вот усач лейтенант возле танка,

Рядом — пляж, где хохочет смуглянка,

И малыш на китайца похож.

Все вокруг происходит недаром.

Вот, в халатике сестрином, старом,

Ты, мой ангел, и том Куприна

На коленях... Как слышен на пятом

Рев моторов! На склоне покатом

Влажной крыши — антенна видна.

Но пора. Ты, усач в гимнастерке,

Ты, антенна, застрявшая в фортке,

Ты, кадушка со щучьим хвостом,

Побережья манящая ласка,

Дождик, всхлипы машинного лязга,

Куприна лениздатовский том,

Все участники прочного счастья,

Все, кто в нем принимает участье,

Раньше всех — неудача моя, —

До свиданья! До встречи. Такая

Нам судьба. Ты одна, дорогая,

Ты, мои ангел, послушай меня...

1973

* * *

Время припустило без оглядки.

Пятницы мелькают, точно пятки.

Не успеешь дух перевести —

Тут суббота: пол хозяйка просит

Натереть; косясь, ведро выносит.

Глажка, стирка. Месяц позади.

Выстраданы дни — и тем отрадны.

Путеводной нитью Ариадны

Вьётся жизнь — и так всегда вилась:

В строчках путалась, узлы давала,

За сучки и руки задевала.

Тощ клубок, а не перевелась.

Ладно! Только бы не дать слабинку,

Не свернуть, не потерять тропинку,

Только б честь на часть не променять,

Быть с тобою рядом, быть собою,

Осеняясь нежностью слепою

Жить — и рук подольше не разнять.

1973

* * *

Невнятное и в знаках водяных

На стеклах утро проступает.

Полубезумный, шевельнётся стих

Впотьмах — и убегает.

Бежит, как сон, покинувший постель,

Струясь и тая,

В декабрьский полумрак, где слякоть и метель,

Перерастая.

Беги, беги! На свете нет жилья

Тебе, нет муки

Мне, только правда лёгкая твоя

Да сень разлуки.

Беги, не объясняя ничего,

Не ставя точки.

Ты хрупок, как живое существо,

Как миг отсрочки.

19.12.75

* * *

У Фонтанки, в Косом переулке,

Где виднеется Прачечный мост

И кружит, точно пес на прогулке,

Городской заплутавший норд-ост;

Где вопросы твои назывные,

Из тумана сгущаясь, звучат, —

Чьи, скажи мне, звучат позывные,

Облака кучевые висят?

Впрочем, нет переулка Косого.

Как он назван? Припомнить нет сил.

Ветерка, сквозняка назывного,

Путеводного этого зова

Нет... и дико подумать: он был!

1976

Его могила на чужбине,

А книжек нету и в помине.

Он жадно родину любил —

За то и проклят ею был.

Смотри, и мы его забудем!

Он странный свет оставил людям:

Багровый, зыбкий и косой,

Сквозь нас идущий полосой.

И стали мы при этом свете

Не те, что были: мы в ответе

За все — от кнопки на столе

И до заклепки на стволе.

Бьет крут его неверный гений,

Любил язык сопоставлений,

Внезапных выпадов игла

Поэту свойственна была.

Мы разочтемся с ним, как сможем:

Его по полочкам разложим,

Кивнем, не согласимся с ним,

Его ошибки объясним...

Состав его высокой страсти

Разъяв на каверзные части,

Его нездешнее прости

Держу, как зернышко в горсти.

25.11.72

Живи (судьба твоя такая)

Не разжимая кулаков,

По именам не называя

Твоих друзей, твоих врагов,

Приберегая каламбуры,

Чужой подхватывай мотив,

С дельцами от литературы

Будь дружелюбен и учтив.

Да-да, судьба твоя такая —

И, к слову, выбор твой таков —

Живи, подонкам потакая,