Юрий Колкер - Послесловие. Стихи 1970-1978.

Не обижая дураков,

Терпи с личиной интереса,

Когда однажды, в свой черед,

Немолодая поэтесса

В тебе участие возьмет,

Свою начитанность, к тому же,

Не смей выказывать при них.

Судьба не лучше и не хуже

И не подлее остальных.

25.11.72

* * *

Семидесятые, проклятые...

Здесь ласточка не вьёт гнезда:

Погибли существа крылатые

От ужаса и от стыда.

Самодовольные, смердящие...

Пустоты, затхлость и застой.

Что делать музе в этом ящике?

Как выжить честности простой?

Как солнечной скупою ласкою

Согреться веточке живой

В соседстве с желтой, типографскою,

Коричневеющей листвой?

Всё ж мученица из Елабуги

Хоть в том счастливей нас была,

Что этих дней цвета и запахи

Прозрев, до них не дожила.

13.04.78

1

Да, он идет в пространства и пустоты,

Где зло пластом нетронутым лежит,

И для него достаточно работы...

Идет с надеждой: разум победит!

И молод он. Любой судьбы экзамен

Он выдержит, не веря до поры,

Что он в ловушке: философский камень

Не хуже прочих точит топоры.

4.11.72

2

Скрижали пошли на щебенку:

Мешали резвиться ребенку.

Нашлось развлеченье уму.

Пришлось потрудиться ему.

Теперь, собирая каменья,

Взрослея от недоуменья,

Он вечному хочет служить.

Бог помощь! Но как их сложить?

1972

3

Тупое, земноводное житье,

Бестелое, бесполое столетье,

По узкой морде хлестанное плетью

За песье послушание свое!

Люблю тебя за твои язык бесполый,

Мой земноводный век, за твой язык

Закушенный, от подлости тяжелый, —

Уже люблю, уже совсем привык...

14.02.72

4

Был прав поэт: не взять умом,

Не заглянуть в глаза

Стране, помеченной клеймом,

И знать ее — нельзя.

Оставь надежду, робинзон,

И отложи тетрадь:

Россию, как кошмарный сон,

Нельзя пересказать.

15.04.75

5

Век мой, скроенный дешево!

Злую память любя,

Все, что знаю хорошего, —

Ненавидеть тебя!

С малолетства до старости

Уступая судьбе,

Ничего, кроме ярости,

Не оставлю тебе.

19.02.72

6. ДЕВЯТОЕ МАЯ

Что-то тянет меня на Таймыр,

На Ямал, где позёмка крутится —

Прочь от северных ваших пальмир

И от вас, сволочей, закатиться.

Хоть люблю коммунальный сортир,

Все же тянет меня отлучиться,

В тишине переждать этот пир

И свободно во мхи помочиться.

9 мая 1975

7

Когда-нибудь скотства не будет.

Я верю, что люди — не скот.

Мы схлынем, нас время осудит,

И новое племя взойдет.

Кошмар промелькнет скоротечно,

Рассеется, точно во сне.

Я верю, что скотство не вечно.

Поверит ли кто-нибудь мне?

14.11.72

8

Ничему удивляться не надо

В зоопарке великих идей.

Вся надежда — отбиться от стада,

Чтобы выжить среди нелюдей.

Кровью смочена, желчью и водкой

Наша жизнь — оттого и смердит.

Чингисхан, победитель с бородкой,

Ухмыляясь, с портретов глядит.

1976

9

Для вас еще настанет время

Читать, умнеть и жизнь любить,

А он меж вами будет темя

Чесать, лысеть и зло копить.

Когда ваш смертник зло накопит

И жизнь людскую проклянет,

Он вашу истину утопит

И музу честную лягнет.

16.05.75

10

Отдать, когда б она не вся,

Полжизни — за перо,

Отдать бы вечность, да нельзя,

И совесть, да старо.

Рассудок мои, что оскудел,

Предчувствуя тюрьму,

Я отдал бы, когда б владел,

И было бы, кому.

17.05.75

* * *

Три воды обегают вокруг островка,

Друг от дружки родясь чередой,

И Лебяжья канавка, мелка и узка,

Протянулась четвертой водой.

Три строки набегают, четвертой строкой

Замыкаясь в единстве своем.

Три беды возникают, с протокой-тоской

Образуя один водоем.

Три беды вытекают одна из другой,

И торопится внучка-река

Нас волною настичь, обогнуть и петлей

Захлестнуть, чтоб умолкла строка.

4.11.74

* * *

От пошлости и ты не спрячешься —

Пьешь, учишься или дурачишься.

Перешибет латынь и греческий

Фантом ее нечеловеческий.

Она повсюду — эта властная

Физиономия скуластая...

Анкетными я сыт романсами,

Газетными протуберанцами.

В моей душе, как тема встречная,

Свербит ее основа вечная.

Я — капелька твоей надменности,

Блюстительница современности!

5.07.72

Эта осень страшна. Город влажен и мглист.

Ночи сделались долги.

На работу спешит запоздалый гебист,

Вылезая из волги.

Ты плетёшься на службу в отцовском пальто,

Набухающем влагой.

Кто разделит с тобой твою ношу? Никто.

Поделись хоть с бумагой.

Не скупясь, безысходностью с ней поделись,

Правоты своей узник.

Этот желтый, дешевый, тетрадочный лист —

Твой последний союзник.

2.12.77

И я, неведомый пиита,

Вослед пиита знаменита...

Я памятник воздвиг, от века небывалый,

Но не скажу — себе, скрывая торжество.

Не то что пирамид, а нет былинки малой,

Упрятанной от глаз надежнее его.

Умру я весь, дотла. Пусть смерть намек изгладит

Об имени моем из памяти людской, —

В ней, гордый внук славян, я, твой еврейский прадед,

Равенство предвкушал, свободу и покой.

Слух обо мне заглох в подвалах на Шпалерной.

Я не шутя любил мой безъязыкий век,

И Бога лишь о том молил нелицемерно,

Чтоб знать меня не знал латыш или узбек.

И я не льстился тем, что, времени в угоду,

Фелицу не воспел, на стогны звать дерзнул, —

Любезнее всего я тем служил народу,

Что пальцем для свобод его не шевельнул.

Вот, муза, мой итог: твои пасынок счастливый,

Я прожил эту жизнь и принял эту смерть

И, верю, заслужил награды справедливой:

Мою строку со мной верни в родную твердь.

6.12.77

* * *

Плачь, мой город, я был тебе сыном.

Да, не лучшим, но всё-таки был.

По дворам твоим и магазинам,

Вдоль каналов и речек бродил.

Жил надеждой, просвета не видя,

Ждал успеха, обиды терпя.

Я вживался в тебя, ненавидя,

Проклиная, но втайне — любя.

Ты, неслыханным прошлым украшен,

С бутафорскою честью в уме,

До чего же спесив ты и страшен,

Полупьяный, в словесном дерьме.

Ты, эклектик, культурой ошпарен

И стихом захлебнулся, хрипя.

Да, ты немец, но втайне — татарин.

Отвяжись, ненавижу тебя.

Двести лет надышаться не можем,

Дышим смрадом болот и тюрьмы.

Над гранитным твердеющим ложем —

Желтый пар петербургской зимы.

29.08.77

1

Друг мой, неси эту муку сама,

Я неспособен, сдаюсь.

Слабость и ненависть сводят с ума —

Вот мой священный союз.