Александр Гитович - Избранное

Покамест Жертв и Доблести союз
Нас не привел, освободив от уз,
К тем берегам, где Братство и Свобода, —
Вы слышите меня? — да, я француз,
Мне душу давит непомерный груз
Кровавой муки моего народа.

Но если мир восстанет из огня,
Отбросив злобу, ненависть кляня
И отвергая подвиг их презренный,—
Тогда скажу я, в ясном свете дня,
Как равный равным, — слышите меня? —
Я не француз —я гражданин Вселенной.

Над диким камнем выжженных равнин,
Над желтизной их мертвого потока
Я слышу гул, крылатый гул машин.
Вы были правы: свет идет с Востока.

Я ошибался жалко и жестоко,
Ничтожных дней себялюбивый сын,
Я думал: в мире человек — один,
И он бессилен перед гневом рока.

Вы были правы. И когда-нибудь,
В Нормандии, мы вспомним долгий путь
И за столом, на празднике орлином,

Поднимем тост за братство на земле,
За Францию, за маршалов в Кремле
И англичан, летавших над Берлином.

Нам нельзя путешествовать вместе,
Что доказано жизнью в былом:
Ни одно из таких путешествии
Не согласно с моим ремеслом.

Все равно ты нарушишь при этом
Договор предварительный наш —
И не тенью, а внутренним светом
Заслонишь мне людей и пейзаж.

Сколько лет не гаснет их очаг
В домике бревенчатом и старом,
И мелькают искорки недаром
В умудренных временем очах.
Им разлука кажется смертельной,
Им одни и те же снятся сны.

Но мужчина думает отдельно
О сраженьях прожитой войны.

Ночь родимого края
Тишиною полна.
И горит, не сгорая,
Над горами луна.

Цапли белые в гнездах
Отдыхают давно,
И спокойные звезды
В наше светят окно.

И в рыбачьей деревне
Мирно спят рыбаки,
Не шумят там деревья,
Не горят огоньки.

Только бьется о берег
Неумолчный прибой.
В доме заперты двери.
Спи, мой друг дорогой.

В тихой роще, далеко от дома,
Где закат блаженно догорает,
Слышен голос песенки знакомой,
От которой сердце обмирает.

Но, внимая этой песне дальней,
Даже мудрецы поймут едва ли:
То ли птицы стали петь печальней,
То ли мы с тобой печальней стали.

Не знаю, кто, в какие времена,
Уговорил их вместе поселиться,
Но дружит краснокожая сосна —
Как равная — с березкой бледнолицей.

Для них давно настала, в добрый час,
Торжественного равенства эпоха,
Как бы невольно убеждая нас,
Что быть терпимыми — не так уж плохо.

Если уж по-честному признаться,
Выложить всю правду без прикрас —
Он влюблялся, может быть, пятнадцать,
Может быть, и полтораста раз.

Было дело и зимой, и летом,
Осенью случалось, и весной —
Только вся его любовь при этом
Относилась к женщине одной.

Когда тебе за пятьдесят,
Будь благодарен той любовной дрожи,
О коей в полный голос голосят
Стихи непросвещенной молодежи.

Потом они расскажут, что туман
Их совратил. Стихи их в воду канут.
Но ты-то знаешь правду и обман.
Но ты умен — и счастлив, что обманут.

На пяти океанах любви
Нам встречались с тобой острова.
Где наивные ручьи
И по-детски вздыхала трава.

Сколько дней отдыхали мы там,
Сколько прожили на море лет,
Уплывая к таким берегам,
На которых спасения нет.

Нам теперь — ни сна, ни ласки:
Не пошла наука впрок.
Разве только, словно в сказке,
Добрым молодцам урок.

Жили весело — да вскоре
Подошел недобрый час,
И осталось только горе,
Разделяющее нас.

Взгляни, как лунный луч блуждает
И озирается вокруг,
Чего-то ищет, ожидает,
И вот он нас нашел — и вдруг

Похорошел от этой встречи,
Упав, в блаженном забытьи,
На обессиленные плечи,
На руки храбрые твои.

Мы доброю
Научены судьбою,

Среди домашних ссор
И суеты,

Так разводиться — временно —
С тобою,

Как на Неве
Разводятся мосты.

Пусть все стихи, что написал я за год,
Перед тобой сейчас покорно лягут,
Взамен корзины разноцветных ягод,
Которых я собрать тебе не смог.

И все стаканы, выпитые мною,
Пусть возвратят свое вино хмельное,
Чтобы оно летучею волною
Смывало пыль с твоих беспечных ног.

В тревожном сне лесного государства
Река бесшумна, словно на экране, —
Но здесь природа лишена коварства
И обо всем предупредит заране:

Уже ты слышишь, как она исторгла
Могучий вздох разгневанного бога, —
И оперенная стрела восторга
Пронзит тебя у Белого порога.

Осенний день, счастливый, несчастливый,
Он все равно останется за мной
Косым и узким лезвием залива
И старых сосен лисьей желтизной.

Они стоят, не зная перемены
И подымаясь, год за годом, с той
Столь ненавистной и одновременно
Желанной для поэта прямотой.

Вперед, вперед! Простую верность вашу
Я — обещаю сердцу — сберегу.
Уже друзья вослед платками машут, —
Им хорошо и там, на берегу.

Нам — плыть и плыть. Им — только ждать известий
Но если погибать придется мне,
То — не барахтаясь на мелком месте,
А потонув на должной глубине.

Я напишу тебе стихотворенье:
Там будет жаркий азиатский день,
Воды неумолкаемое пенье
И тополя стремительная тень.

И я, идущий с низкого холма
Туда, где под глубокой синевою —
Все белые — зеленою листвою
Окружены окраины дома.