Иаков Стюарт - Из шотландской поэзии XVI-XIX вв. (сборник)

Он подлость голую скрывал

Сочувствия нарядом,

Под коим прятался кинжал —

Поклепа смочен ядом;

Средь лицедеев наивящ,

И гнусен паче меры,

Он облекался в долгий плащ

Преистовейшей веры.

Алел воскресный летний день,

Я правил близкий путь —

Проверить, как взошел ячмень,

Да воздуха глотнуть.

Вставало солнце – и везде

Всяк волю дал веселью:

Зайчишка мчал по борозде,

И жаворонок трелью

Восславил день.

Беспечно я глядел вокруг,

Заботы свергнув с плеч —

И трех девиц увидел вдруг,

Несущихся навстречь.

Две были в траурных плащах,

Каких не жажду зреть я;

Но разодета в пух и прах

Бежала следом третья —

Воскресный день!

Двух первых счел я за сестер,

И соутробных тож;

Им черт навек улыбку стер

С костлявых кислых рож;

А сзади третья: прыг да скок,

Ни дать ни взять, ягненок!

Меня окликнул голосок

Девичий, чист и звонок:

– Эй! Добрый день!

– День добрый! – молвил я тотчас:

– Вы что, меня признали?

Я тоже где-то видел вас,

Но где – скажу едва ли…

Лучится взор, и брызжет смех:

– На мой алтарь ты смог

Метнуть немало правил тех,

Что заповедал Бог

В далекий день!

Ведь я Забава! Лба не хмурь,

Приятель, видя здесь

Еще Юродивую Дурь

И Ханжескую Спесь.

Я в Мохлин, к Ярмарке Святой

Намерена попасть;

Айда за мной! Над сей четой

Мы посмеемся всласть

В безумный день!

Я рек: – Отлично! По рукам!

Но в праздничном наряде

Желаю объявиться там

Потехи пущей ради!

И как чумной помчал домой,

Переменить рубаху;

И, словно в бой, пошел с гурьбой,

Тянувшейся по шляху

В урочный день.

Торопят фермеры коней,

Скрипят их колымаги;

И расфуфыренных парней

Дурачатся ватаги;

Девичьи стайки босиком

Бегут: щадят ботинки,

Надев шелка, набив битком

С провизией корзинки —

На долгий день.

Велся пожертвований сбор,

И я извлек полушку;

Но поп уставился в упор —

И шиллинг канул в кружку.

В поту, в пыли – мы все дошли

(До места, не до точки);

И всяк был рад пристроить зад

К скамейке, стулу, бочке —

Нелегкий день!

На случай ливня есть навес

Для знатного народа,

И две-три шлюхи с резвой Джесс1

Шатаются у входа.

А вон старухи, чьих речей

Убийственна отрава;

И вон кильмарнокских ткачей

Беснуется орава —

Изгадят день.

Та отмолить спешит грешки,

Презревши кутерьму;

А тот вопит, что башмаки

Замызгали ему;

А одесную село тут

Собранье постных ряшек —

И парни весело зовут

Ошую сесть милашек:

Долгонек день…

И муж поистине блажен2,

Коли девица, иже

Взяла его в любовный плен,

Усядется поближе!

И пусть везде, куда ни глянь —

Блюстители приличий,

Он движет потихоньку длань

На знойный бюст девичий:

О, дивный день!

Молчок, ни звука! Без помех

Должны услышать люди,

Какою мздой грозит за грех

Непогрешимый Муди3.

Когда б диавол, словно встарь,

Проник на землю Божью4,

И Муди, худшую из харь,

Узрел – то был бы дрожью

Трясом весь день.

Рыкает Муди, аки лев,

Не жравший третьи сутки;

Бездонный отверзает зев,

Пророчит кары жутки!

Взопрел свиной его пятак,

Но речи брызжут, жарки,

И опаляют сердце – как

Горчичные припарки:

Прегрозный день!

Но чу! Подъемлется судей

Присутствующих ропот:

– Се беспардонный прохиндей, —

Рек их судейский опыт.

Бесстрастный призывает Смит

Склонить немедля выи,

Но люд гурьбою прочь валит —

Пивца глотнуть впервые

За целый день.

О Смит, почто несете гиль

О долге и морали?

Изящен жест, возвышен стиль —

А смысл отколе брали?

Что Аристотель иль Сократ

До Рождества Христова

Провозглашали – вы стократ

Жевать готовы снова.

О дребедень!

А вот и зелье супротив

Отравы в душах nostrum:

Заводит Пиблз иной мотив

Перед собраньем пестрым.

О, сколь смирен и просветлен

Толкует он о Боге!

Но Здравый Смысл стремится вон

И мчится по дороге.

О, что за день…

И Миллер, чопорный извне,

Вещать выходит следом —

Хотя в душевной глубине

Считает веру бредом.

За проповедь сию приход

Получит парень разом,

Хотя порой наружу прет

Его несносный разум —

В такой-то день!

А старики бредут тайком

Под милый кров таверны,

Чтоб виски, либо же пивком

Очиститься от скверны.

Клокочет эль, хохочет хмель —

Но речи буйны, грубы:

О вере спорят… О, ужель

Друг другу выбьют зубы

В подобный день?

О хмель, заветных знаний клад,

Каким не учат в школах!

Не зря его урокам рад

И наихудший олух.

Отведай виски, иль вина,

Иль пития иного —

Не пожалеешь! Пьешь до дна —

И сердце петь готово

И ночь, и день.

И молодежь блаженство здесь

Нашла в беседе кроткой,

Даря душе и телу смесь

Воды медовой с водкой:

Кто расточает говорок,

А кто – внимает речи,

А кто условливает срок

Для следующей встречи

В желанный день.

Ого! Трубы Господней глас!

Он уши всем расквасил.

Крепитесь – грянул судный час:

Глаголет Черный Рассел.

Он держит речь – как держат меч,

Обречь желая смерти;

Он всем подряд пророчит ад —

И мнятся многим черти

Средь бела дня.

Се бездна, прорва, адея,

Где серный ропщет пламень;

Испепеляет пещь сия

Наикрепчайший камень!

Стряхнувши в ужасе дрему,