Джон Китс - Малые поэмы

А эти двое стыли близ ручья,

Незыблемые, словно валуны —

Безгласный Бог, склонившийся к земле,

Простертая Богиня, вся в слезах —

Покуда Крон, опомнясь, не подъял

Угрюмый взор на чуждый, жуткий край,

На сумрак и печаль окрестных мест —

И не узрел Богиню… Крон отверз

Косневшие уста – и, точно лист

Осиновый, дрожала борода:

«Супруг тебе – златой Гиперион,

О Тейя, о нежнейшая жена…

Отверзни взор и возопи: увы!

Отверзни взор и молви: сей изгой —

Ужели Крон? Скажи, ужели впрямь

Сей голос – мой? Чело сие – ужель

Мое? Мое, навек лишенное венца?

Ужели это Крон? О, чья же власть

Меня повергла, молви, чья же мощь?

О, кто растил ее, и наущал?

Ведь я стальной рукой давил Судьбу!

Но я сражен, я сгублен, погребен,

И отрешен от боголепых дел:

Не правлю обращением светил,

Не усмиряю ветры и моря,

Не пригреваю злаки тучных нив —

О, как же божью сердцу изливать

Безмерную любовь? Невесть куда

Мое пропало сердце – и невесть

Куда пропал я сам, былой Титан:

Престол утратив, где-то я исчез

Меж ним и долом этим… Тейя, Тейя!

Открой зеницы, огляди миры —

Миры сиянья звездного, и мглы;

Миры, что жизнедатны, иль мертвы;

Миры Небес, и преисподних бездн.

О Тейя, Тейя! Разве не видать

Иль образ некий, иль хотя бы тень

Защитника, стремящегося к нам

На крыльях, либо колеснице? Да!

О да! Я верю: Крону – быть Царем.

О да! Всенепременно победим

Богов мятежных – верю! Трубный зык

Восславит нас, и грянет мирный гимн

В заоблачных чертогах золотых —

Сольется пенье с перебором струн

Серебряным. И сколько новых благ

Создам на диво дщерям и сынам

Небесным! А затем… Затем велю…

О Тейя, Тейя, Тейя! Где же Крон?..»

И Крон восстал во весь огромный рост,

Ломая руки, пястью пясть круша.

Всклокоченную гриву хладный пот

Влажнил – и взор померк, и глас умолк,

И слух замкнулся – плачь, о Тейя, плачь!

Но вскоре Крон возмог отверзнуть вновь

Уста: «О, я ли, я ли – не творец?

Не созидатель? Я ли не создам

Иного мира, и другой вселенной,

Чтоб нынешним – конец настал навек?

О Хаос новый! Где ты?» – Сей глагол

Достиг Олимпа, и объяла дрожь

Троих богов мятежных. Тейя же

Восстала враз, надежду обретя,

И быстро, но смиренно призвала:

«Спеши утешить весь наш падший род,

О Крон! Даруй отвагу остальным!

Я знаю путь, ведущий в их приют!»

И смолкла, взором заклиная: в путь!

Попятилась немного. Крон за ней

Шагнул – и Тейя, вмиг поворотясь,

Вожатой стала. Древние стволы

Пред ними расступались, как трава.

Меж тем во мрачных безднах реки слез

Лились. Таких скорбей, подобных мук

Не выразить ни речью, ни пером!

Титаны – связни, или беглецы, —

Стенали в лютой боли: «Крон, спаси!»

Но к ним не долетал ответный глас.

Из древних великанов лишь один

Еще не пал, и властвовал еще —

Гиперион. И шаровидный огнь

Ему служил престолом – Богу Солнца.

Но чуял Бог: беда недалека.

Он знамений страшился – не примет,

Которых столь боится смертный люд:

Не песий вой, и не вороний грай,

Не уханье полнощное совы,

Не родственник, ступивший на порог,

Когда раздался погребальный звон —

А знамения навевали страх

Гипериону. Весь его дворец,

От золотых пирамидальных веж

До бронзовых укромных галерей,

Кровавым жаром тлел – и всяк покой,

И всяк чертог соделался багров.

Оконные завесы, тучи тож —

Гремели. Исполинские орлы,

Нигде никем не виданные прежь,

Витали. Ржанье пламенных коней,

Нигде никем не слыханное прежь,

Раскатывалось. А кадильный дым,

До Бога достигавший с алтарей,

Что на священных ставятся холмах,

Смердел каленой медью и свинцом

Расплавленным… Когда на сонный запад

Бог нисходил усталый, отсияв, —

Не отдыхать ложился великан,

И не дремал, внимая пенью флейт,

Но мерил до утра, за шагом шаг,

Длину и ширину своих палат.

А в дальних закоулках и углах

Теснились оробелые рабы

Крылатые – так толпы горожан,

Бежавши в степь, сиротствуют, пока

Землетрясенье зыблет их дома.

И вот, когда влачился Крон вослед

За Тейей сквозь неведомую дебрь,

Гиперион прощальные лучи

Метнул, и скрылся, низойдя на запад.

Дворцовую пред ним отверзли дверь

Бесшумно, как всегда – и лишь Зефир

Поднес к устам покорную свирель,

Мелодию рождая наугад.

Подобно розы алой лепесткам,

Благоуханным, радующим взор,

Открылись дивно створы, чтобы мог

Уставший за день Бог домой войти.

И Бог вошел – как воплощенный гнев!

И риза развевалась, точно ветр

Ее трепал – она, раскалена,

Ревела, что земной кузнечный горн —

И дрогнул всяк. А Бог шагал вперед,

Минуя череду гигантских зал,

И семицветных арок череду,

И череду сияющих столпов,

Покуда не ступил под главный свод.

И там остановился. И, ярясь,

Претяжко топнул. Громовой удар

Сотряс обитель Бога – от основ

До кровель. И еще не стихло эхо —

А Бог, подобно смертному, вскричал:

«О ужасы – во сне и наяву!

О чудища! О кровоядный сонм!

О упыри в сырой, холодной тьме!

О нежить черных, ледяных озер!

Почто почуял вас? Узрел почто?

Почто бессмертный бог настоль смятен,

Завидя грозные зеницы зла?

Низвержен Крон – ужели пробил час

И мой? Ужели сей покину кров —

Родную гавань, славы колыбель

Моей, обитель света и тепла,

Чистейший храм хрустально-золотой, —

Мое владенье? Пусты, холодны

Сии чертоги станут без меня.

Не роскошь, не величие, не блеск

Провижу: мрак провижу – смерть и мрак.

О, даже в мой приют, мое гнездо,

Пришли виденья Тартара, дабы

Глумиться и вещать погибель… Нет!

Землей клянусь, и хлябью всех пучин:

За рубежи пылающих высот

Неотвратимо протяну десницу —

И дрогнет самозванец юный, Зевс,

И Крон опять воссядет на престол!»

Он рек – и смолк. Но полнили гортань

Угрозы, хриплый порождая рык…

В театре пуще грянут свист и гул,

Коль тишины потребует актер;

Прикрикнул Бог – а Призраков орда

Взглумилась гаже втрое, и гнусней.

И над зеркальным полом плыл туман,

И мнилось, пол преображался в топь.

И боль неслыханная проползла

По телу Бога – мнилось, лютый змий,

Проникший сквозь подошвы ног, достиг

До темени, под коим свился в клуб —

И сгинул… Тотчас ринулся к вратам

Восточным Бог, и там, за целых шесть

Часов до часа утренней зари,

Дохнул на створы – и, со створов прочь

Туман тяжелый свеяв, широко

Врата над океаном распахнул.

И шаровидный огнь парил, готов

Дневного бога по небу нести;

Вращался, облеченный мглою туч —

Точнее, полускрытый: свет не гас,