Джон Китс - Малые поэмы

Царевна, как заправская гадалка,

Тасует карты: назревает вист. —

Сыграли. Говорит, я на руку нечист.

LXXIX

И в шахматной игре свою сноровку

Царевна показала после карт.

Под шахом совершая рокировку,

Вошла в неподражаемый азарт

И зарычала, точно леопард. —

Четыре с чем-то. – Ранняя пичуга

Поет. – Прислуга дремлет у бомбард. —

Царевна спит. – Царю придется туго:

Во сне зовет она возлюбленного Гуго.

LXXX

Ох! Маховое выпало перо

Из левого крыла! Ужель дряхлею?

Да нет же! Чует, чувствует нутро:

Я полон сил! Ведь я себя лелею

Как цветовод – любимую лилею! —

Примерно пять. Зарей горит восток. —

Примерно в шесть увидели Пантею. —

Велю снижаться за витком виток,

Чтоб нами весь народ полюбоваться мог.

LXXXI

По нисходящей прянули спирали. —

Какие толпы! Сколько суеты! —

Мещане в высь восторженно взирали,

Как солнце увидавшие цветы. —

Велел парить, убавить быстроты. —

Бутоны, первоцветы луговые

Несметно, как осенние листы,

Повсюду сыпались на мостовые. —

И ликовал народ, вытягивая выи.

LXXXII

А дальше, мнилось, лицами зевак

И улицы и площади мостили!

Над каждой кровлей полоскался флаг,

И стягами украсили все шпили:

Старались, не ленились, простофили!..

По городу катился громкий гул,

И чудилось, бушует море, или

Большое стадо буйволов спугнул

Охотник (сей пассаж – народу не в похул).

LXXXIII

“Ура невесте царской! Честь и слава!” —

Разнесся рев. Невеста же в ответ

Раскланялась налево и направо,

Меча пригоршни золотых монет —

Не медяков, как утверждали, нет!

Я не иду к царевне в адвокаты,

Но клевета сия – постыдный бред!

О, сколь неблагодарны скорохваты,

Спешившие ловить цехины и дукаты!

LXXXIV

Но все же всяк ревел, как добрый слон:

“Кроханна, славься!” И под эти клики

Мы низлетели наземь близ колонн

Имперской знаменитой Базилики.

На караул гвардейцы взяли пики,

Вельможи низко поклонились нам

И подняли приветливые лики.

Вступаем во дворец… О стыд и срам!

Какой хаос! Какой нежданный тарарам!

LXXXV

Замест монарха и монаршей свиты

За широко раскрытыми дверьми

Крикливые столпились троглодиты,

С несмысленными схожие зверьми —

Вернее, эльфы, пьяные вельми.

Шваль: судомойки, вице-судомойки,

Лакеи – эту дрянь поди уйми,

Когда у них разгар лихой попойки!

И все до одного трещали, словно сойки.

LXXXVI

Потом узрел коронного судью

На четвереньках: полагаю, эля

Несчастный выпил целую бадью;

Градоначальник, ставший жертвой хмеля,

Вовсю бранился, кулаками целя

Соседу в ухо, или же в висок;

Стряпухи же лобзали менестреля.

Кто мог шагать – шагал наискосок,

И от паденья был подчас на волосок.

LXXXVII

Поэт придворный вскачь по вестибюлю

Примчал к царевне, оседлав шута,

И проталаму спел, а после – дулю

Явил… И вся лихая сволота

Заржала! В гневе я отверз уста:

“Где государь? Ответствуйте!” Куда там…

Царевну одолела дурнота.

Я крикнул, дал приказ войти солдатам.

И кинулся царя искать по всем палатам.

LXXXVIII

И тут новейший царский блюдолиз

Навстречу мне шагнул, давясь от смеха:

Напившийся до положенья риз

Гадатель Плудт…»

Немалая утеха!

Маг не разбил, что скорлупу ореха,

Себе главу! Меж персонажей враз

Возникла бы досадная прореха —

Но летописец утешает нас:

В живых остался маг, меж магами – алмаз.

LXXXIX

И, как сановник, облеченный властью,

Плудт повелительно прервал дебош.

………………………………