Ян Райнис - Стихотворения Пьесы

Наш дом на граните стоит,
И вечен гранит.
Отлит фундамент из стали, —
Твердо мы на ноги встали.

Кругом лежала ночь.
Дремали все недвижно, одиноко,
Объяты страхом; тягостный, глубокий
Сон охраняла ночь.

И если где звенел
Вдруг голос, он звучал так бесприютно…
Лишь тени белые вздыхали смутно:
«О ночь! Где ж твой предел?»

Вновь, как когда-то, ночь…
Кровавый дождь, и буря в бездне черной…
Но молотами бьют бойцы упорно
И не отпустят прочь.

«Нам новый голос прозвенел, —
Поет их молот, — день сиял, хоть краток
Не дрогнем мы, наш шаг не будет шаток.
Мы видим тьмы предел».

Берега омой, ты, Даугава,
Ты должна омыть их, реченька;
Вековечная волна твоя
Не очистила от пятен их;
Как бы в бурю ты ни пенилась,
Не заблещет пена белая:
В самый светлый полдень солнечный
Бьется в ней заката полымя.

Так омой скорей их, Даугава,
Смой следы жестокой памяти,
Пору рабства, время мерзости,
Муки, детям причиненные
На обоих берегах твоих.
Если мало твоих синих волн, —
Собери все слезы детские.

Берега скорей омой свои,
Пусть свободно волны плещутся
Вместе с думами свободными.

Живет ли мать
В забытьи невинном,
Когда топор
Занесен над сыном?

Невеста будет
Сиять в улыбке,
Когда любимый
Идет на пытки?

И не бледна ли,
Как мел, сестра, ты,
Когда навеки
Уводят брата?

Кто сердцем женщины
В битву поднят, —
Пусть хил и слаб,
Он свершит свой подвиг.

Восторгом женской души
Согрета
Вся сила правды,
Вся мудрость света.

Пускай казнят нас,
Пусть в бездну камнем,
Из сердца женщины
Живыми встанем.

Устами детскими
Грядущее поет,
Угрозу старому
Та песнь с собой несет.

Наивным лепетом
И пухом на щеках
Всему отжившему
Она внушает страх.

Путь старый кончится,
Начнется новый путь,
Свершатся детские
Мечты когда-нибудь.

Пусть невелик певец
И песня чуть слышна, —
Но завтра прозвучит
На улицах она.

Устами детскими
Грядущее поет.
Из искры пламя
Ветер разовьет!

Рука моя груба,
И нечувствительны кончики пальцев.
Взор мой неласков,
Не гладко лицо, черты не прекрасны.
Цветисто я говорить по умею.
Не изощрен я в таком, в изящном —
Не было в том нужды!
Мало имел я дела с искусством…
Врагам, однако,
Прямо смотрел я в глаза, —
Видел в их лицах последнюю низость,
Глубочайший позор человека,
Непостижимую злобу зверя,
Жестокость веков первобытных —
Давно позабытую, — хитрость и жажду крови,
Подлость, что волку и то омерзительна,
И ко всему высокому зависть.

Я не видел в них человечности,
Способной жалеть и сочувствовать,
Не видал лица человеческого,
Где не прочел бы в складках глубоких морщин:
«Я — зверь!»

Вот когда огрубела рука моя,
Стали нечуткими кончики пальцев…
Зверя ли гладить рукой в шелковистой перчатке?
Как ласкать его нежными взорами,
Если терзает он жертвы свои
И сородичей
Трупы сжирает?
Мне надо еще всмотреться в людей,
Я должен людей уважать,
Чтоб полюбить их снова.
А ныне лишь братьев своих люблю,
Что в отчаянье рвутся на волю
И в яростной жажде освобожденья
Из когтей своих злобных тиранов
Обагренные кровью встают
Для решительной битвы.
Кто может быть ласков,
Кто может петь прекрасные песни,
Следуя мимо и роз аромат разливая,
Когда на глазах его зверь
Жертву когтит?
Кто тут не бросится в первом порыве на помощь!
И пусть оборвется песня, осыплются розы! —
Кто, человеческим чувством вконец обездоленный?
Есть такие?.. Так это вы!
В стороне стоите испуганно
Насмешка в вашем вопросе:
«Кто прав? Кто ссору затеял?»
Да где же тут ссора? Не ссора терзать беззащитного!

Время ли тут разбирать, кто прав!
Мне надо еще всмотреться в людей…
Но зверь останется зверем,
Лишь когти еще заострятся.
Человек человеком не станет,
И проповедь мягких сердец не впрок,
Пока существуют рабы, под бременем гнущие спину,
И те, кто бременем спину им гнет;
Пока существует власть,
Которой опора — богатство.
Нежность одну лишь знаю: братьев жалеть,
На ноги ставить упавших, скорбь успокаивать,
Утешать утомленных сердца,
Исцелять, утолять красотою
И в мечте открывать им грядущего блеск.

Когда же настанет то время!
Люди сами его приведут.
Низость тогда отойдет от людей,
В жертву не будут вонзаться острые когти,
Пальцы чутки станут и ласковы,
Нежно-сочувственны будут глаза,
Лица — прекрасны и чисты,
Душевно-вкрадчива речь.
Буду я петь вам тогда свои нежные песни, —
Когда настанет срок.

В цепях окаменели руки,
Тюрьма лишила их труда.
Но в жилах кровь, пусть терпим муки,
Над ней не властна никогда
Веков гряда.

Не устрашить народа грому,
Тем более народов цвет.
Страшней грозы нам тихий омут,
Покой, в котором жизни нет, —
Страшней всех бед.

Опять руками придет отрада,
Ведь новый труд свершений ждет.
Она близка — удачи радость,
И Завтра юношей зовет
Вперед, вперед!

Двери, народ, спеши распахнуть!
Воздухом свежим наполни грудь!

Жарко тебя пропарили в бане!
Подняли на полок страданий,
Пар поддавали то и дело,
Прутьями хлестали тело,
Кожу сдирала шипами лоза,
Паром тебе разъедало глаза…

Шпарил тебя кипяток шипящий,
Пот прошибал тебя леденящий.
Не перечесть всех истязании, —
В смертной тебя пропарили бане!

И понемногу с тебя сходили
Страх застарелый, сомненья, бессилье…
Все растворилось в парно́м тумане, —
Крепко тебя пропарили в бане!..

Встань, выходи на свет — обновленный,
Сильный, надеждами окрыленный!
Сброшена тяжесть былых обид,
Тело чисто, дух омыт.
Нет и в помине ветхой дряни!..
Крепко тебя пропарили в бане!

Вольно расправь могучую грудь,
Все преграды сумей свернуть.
Новый тебя ожидает путь!